Сергей Чевгун - Если можешь - беги

Машина остановилась у какого-то старого дома.

— Здесь моя знакомая живет. С подружкой, — многозначительно сказал Паша. Шитов сунул водителю две синих бумажки и выбрался из машины. — Вон туда идти, — Паша чуть подтолкнул Шитова, как бы давая ему верное направление. И показал на крайний подъезд.

На середине дороги Паша обогнал Шитова и пошел вперед, словно бы показывая ему дорогу. «Странно, почему он так торопится? И почему чуть не бежит? — думал Шитов, в стараясь не отстать от провожатого. — Торопится выпить? Но мы ведь даже не взяли бутылку!». Метров за пять до подъезда Шитов замедлил ход. Парень же, словно не замечая, что Шитов отстал от него, вошел в подъезд — и словно растворился в гулком сумраке. До подъезда оставалось шага четыре… И здесь Шитов остановился.

Он почувствовал опасность. Он понял, что нельзя заходить в подъезд. Ни в коем случае!

Нельзя — и все. Потому что его, Шитова, там будут сейчас убивать. Но сначала — бить, жестоко и страшно.

Шитов повернулся и двинулся прочь от дома, все убыстряя шаг.

— Ну-ка, стой. Остановись! Да стой, тебе говорят! — Но Шитов уже бежал, прижимая сумку к груди. К счастью, улица была близко. Она не таила опасности, кроме одной — угодить сдуру под машину. Но эта опасность казалась Шитову детской забавой по сравнению с той бедою, что бежала у него за спиной.

— Ослеп?! — заорал водитель «Москвича», выскакивая из машины. — Ну какого черта под колеса лезешь? Ну, нажрался, так дома сиди!

— Не ругайся, шеф… Ну, не ругайся! Мне на вокзал надо. Опаздываю!

— Сколько дашь? — тут же успокоился водитель.

— Двадцатка устроит?

Беда отстала от Шитова. А он через полчаса уже был на площади Маяковского. Шитов взглянул в сторону Владимира Владимировича и вдруг воскликнул:

— Ну-ка, шеф, здесь тормозни!

Шитов не ошибся: это был Вовка. Не тот, бронзовый, а живой — Вовка Чепрагин. Он как раз собирался спуститься в подземный переход и задержался на поверхности, чтобы пропустить идущих навстречу людей.

— Привет с Сахалина!

— Женька?.. Ты откуда, черт, взялся?!

А дальше все как в жизни: задушевно, слегка суетливо и по-пьяному деловито.

В тот вечер столичный Гермес (впрочем, бог торговли везде одинаковый) получил изрядный «навар». Шитов вытряхнул из пластикового пакета немало крупных купюр, и все они разошлись по рукам продавцов близлежащих гастрономов. Пережитая днем опасность требовала грандиозной разрядки. А какая разрядка без вина? Ну и закуска к нему: колбаса, ветчина, карбонат… Ну и сосисок заверните. Парочку.

— Я понимаю так: пить — так пить! — говорил друг Чепрагин в лифте, ползущем вверх, на восьмой этаж. — А у нас с тобой, Женя, извини, только на один вечер. Да и то до половины десятого. Слабо, слабо. Совсем ты, Женя, на своем острове от отдыха отвык!

— Ну, не скажи, Володя, — возразил Шитов, покосившись на здоровенный пакет с бутылками и снедью. — Да здесь не меньше, чем дня на три.

— На два, если уж быть точным, — поправил Чепрагин. — Вот увидишь! Один день — пьем, другой — похмеляемся…

Они загуляли ровно на пять дней.

Они сидели в полупустой трехкомнатной квартире и пили, лишь изредка выскакивая на улицу — к ближайшему киоску. Денег было много, и таяли они очень медленно. А может быть, они не таяли совсем.

На шестой день Чепрагин проводил Шитова на вокзал. Билетов не было, но поезда на юг еще ходили. Шитов по-московски расцеловался с Чепрагиным на перроне, по-сахалински щедро сунул проводнику в руку — и забрался в плацкартный вагон. Махнул другу в окне, когда поезд тронулся, и отправился к жене на юг.

— Вы думаете, мыть золото на Колыме — это курорт? — час спустя вопрошал Шитов хриплым перепойным голосом. Он сидел по-царски — во главе стола, густо уставленного бутылками и снедью, и фантазировал. Пять дней, проведенных в столице, давали о себе знать неутолимой жаждой к пиву и страстью к разговору по душам. — Да черта с два — курорт… Летом — комарье грызет, зимой — мороз такой, что язык к нёбу примерзает… Но уж зато золотишка намоешь — и в Гагры, прямым рейсом Якутск — Батуми. Через Москву, естественно, через Москву…

Шитов отводил душу, изредка срываясь на мат, а собутыльники Леша и Вася пили дармовое пиво и слушали. Потом к ним присоединился Толя. А еще потом Шитов прилег отдохнуть. Спал он часа два, не выпуская холщовую сумку с деньгами из рук, и проснулся глубокой ночью от сильной жажды.

— Что за станция? — спросил он у проводника.

— Новоряжск. Стоянка десять минут, — ответил тот. «Успею», — подумал Шитов. И отправился на вокзал за пивом. Он еще расплачивался в буфете, а поезд «Москва — Симферополь» уже поспешно выбирался из Новоряжска, торопясь в край курортов, дешевого вина и легких любовных побед.

Часа через два вполне утоливший жажду Шитов сел на поезд Москва — Туапсе. Опять в кассе не было билетов, но места в вагоне были, только плати. Кое-кто из пассажиров еще не спал. Они дружно слетелись на дармовое бульканье. Раздобыли стакан и немного закуски.

И снова Шитов сидел во главе стола.

— Нам, буровикам, деньги вот такие платят, — говорил он, растопыривая руки в стороны. — Честно! Метр породы пробуришь — сто тысяч, считай, в кармане. В момент! Бывало, сядешь в «вертушку» — ну, в вертолет, значит, и — в контору, за деньгами, всей бригадой. Ну а там — кому пять «лимонов» за месяц, кому — десять… кто как работает, тот так и получает! Мне однажды сторублевками зарплату выдали. Ты прикинь, тысяча пачек… Ни в сумку, никуда не лезет… Так с мешком за плечами по Тюмени и ходил.

Сидевшие рядом слушали и подмигивали друг другу. Ну да, конечно, буровик из Тюмени… Видали мы, братцы, таких буровиков! Врет мужик. Ну, запил… Ну да с кем не бывает?

И опять компания не удержала Шитова. А может, просто она ему не понравилась. Поздним утром, отоспавшись на верхней полке (сумка прижата к груди, да кто на нее позарится?), Шитов вышел за пивом на очередной станции. Обратно в вагон он не вернулся: надоело сидеть в окружении халявных лиц. Побродил по местному рынку, поглядел, что такое — украинские купоны. Купил штук восемьсот карбованцев и тут же их в ближайшей пивной и потратил.

На вокзале, когда Шитов ждал очередного поезда, разговорился с дежурным милиционером.

— Бомж? — спросил сержант-украинец.

— Да нет, просто еду.

— И документы есть?

— И документы.

Сержант полистал паспорт, глянул на прописку.

— С Сахалина, что ли? Далеконько забрался… А что вид такой бомжовский? Пропился, что ли? На билет-то — есть?

— Да найду…

Опять подкатил поезд. И снова Шитов проводнику — деньги в руку и — в вагон. Сел и поехал. И ехал до самой ночи — часов примерно до двух. И снова вышел за пивом…

Какой это был поезд — третий по счету?