Сергей Чевгун - Если можешь - беги

— Мать прямо на тебя молится, Женя, что помог Юркину книжку напечатать, — сказал он. Шитов молча кивнул в ответ. Говорить ему сейчас не хотелось.

Два года назад, в годовщину Юркиной смерти, Шитов приехал в Холмск. Один. Посидел у друга на могиле, помянул как мог. Потом зашел к Сазоновым, взял Юркины стихи. А назавтра, вернувшись в Южный, отправился в местное издательство.

— Какой сборник! О чем ты, Женя, говоришь? — редактор из молодых, и сам неплохой поэт, наскоро перебрал стопку измятых листков. — Нашим-то, местным «классикам», бумаги не хватает, а ты хочешь, гм… начинающего издать.

— Юрка — не начинающий, — возразил Шитов. — Все, что он начинал, завершилось вместе с ним. И мы должны…

— Лично я ничего не должен, — прозвучал ответ. — Да и стихи у него, надо прямо сказать, не ахти… Я не прав?

Шитов молча собрал листки и пошел к двери.

— Постой, Женя, не торопись, — вид у редактора был смущенный. — Давай сделаем так. Ты пока готовь рукопись и сдавай ее в издательство. Ну и в писательскую организацию отнеси. Если дадут хорошую рецензию — что ж, мы, может, и напечатаем. Ну а если нет, то… извини. У нас вон их сколько, авторов, своей очереди ждут, — и показал на шкаф, и в самом деле чуть не полностью набитый рукописями.

Над стихами Шитов просидел два месяца. Отписав свои положенные строки в газете, по вечерам брался за Юркину книгу. Почти все стихи в свое время побывали в руках штатных рецензентов, и листочки пестрели пометками тех, кто учил молодого поэта уму-разуму. «Неточно», «неверно», «неудачно» заявляли пометки. Шитов скрипел зубами и правил, правил… Через два месяца книга была готова. Рецензенту из местных только и оставалось, что рекомендовать сборник к изданию. А о том, что когда-то Юркины стихи ругали на всех областных семинарах, теперь уже не вспоминал никто.

… К часу ночи они оба были пьяны и печальны от воспоминаний. Вот только одному из них можно было отсыпаться хоть до обеда, другому же через несколько часов нужно было ехать в порт.

— Говорят, вроде бы погода налаживается, значит, утром паром должен быть, — сказал Сазонов, вернувшись из прихожей. — Сейчас звонил знакомому диспетчеру, он врать не будет… Вот только с билетами надо бы подсуетиться, а то может их и не быть. Вчера на Ванино два парома не пошли, а народу нынче много на материк едет.

— Ничего, я билеты достану, — сказал Шитов. — Кину пару сотен в окошко — найдут как миленькие!

Сазонов присвистнул:

— Ого! Откуда лишние деньги? Банк ограбил?

— Сберкассу, — сказал Шитов с серьезным видом. Говорить о проданной квартире ему почему-то не хотелось.

— Ну раз кассу, тогда… дам совет. Имей в виду, совершенно бесплатный.

— Что за совет?

— Как зайдешь на паром, тотчас же садись на свои деньги и не вставай с них до самого Ванино. — Сазонов говорил полушутя-полусерьезно. Взялся за бутылку, примерился к стакану, налил. Отыскал взглядом второй стакан, плеснул и туда двести капель. — Ну да ведь тебе бояться нечего, не миллионы же с собой везешь! Давай-ка лучше выпьем по одной — и спать. Хотя бы часа на три тебе надо прилечь. Да и я уже хорош, кажется…

Шитов поднял стакан, сделал глоток, протолкнул его вторым глотком в горло и захрустел огурцом. Потом спросил:

— А если все-таки я миллионы везу, тогда как?

Сазонов рассмеялся — пьяно и хрипло, от души:

— Так вот же я тебе совет и даю: спрячь эти миллионы… ну я говорил, куда… и сиди на них до самого Ванино. Сиди — и не дыши. Вот так! Уловил?

И Шитов, враз прикусив язык, ответил:

— Уло… ик!.. вил. — / Уловил, значит/.

А кухня уже плыла у Шитова в глазах, качалась лампочка под потолком, и куриным яйцом растекался по стене свет, оставляя на извести красно-желтые разводы. А до парома оставалось Шитову всего ничего — часов пять. Или шесть. И отоспаться-то некогда…

Однажды в августе, на втором этаже недавно открытого «Сахинцентра», в кабинете генерального директора ЗАО «Блонд» Бориса Гарца встретились три человека.

Один из них, лет тридцати пяти, всего пару часов назад прилетел из Москвы, а потому был несколько вялым с дороги и неразговорчивым. Другой же гость, лысоватый толстячок в костюме-тройке, с золотыми запонками в рукавах модной кремовой рубашки в крупную розовую полоску, то и дело шутил, рассказывал какие-то истории… Впрочем, опытный Гарц за излишней болтливостью Фалеева(так звали толстячка)угадывал некоторую растерянность исполнительного директора СП «Посейдон», причем целиком относил это на счет прилетевшего из столицы Каратова.

В третий раз пригубив из стопки, но не выпив коньяк и наполовину, Гарц закурил и с минуту помолчал, собираясь с мыслями.

— Вчера я был в нашем рыбном департаменте, у Волкова, — начал он издалека. — Между прочим, узнал любопытные вещи. Вы знаете, сколько сахалинских предприятий «заколотило» в свои уставы добычу и переработку морепродуктов? Три тысячи! Каково?

— Тесновато становится у нас на острове, — заметил Фалеев. — Помню, когда я брался за рыбалку, нас всего десятка три было. Так ведь, Боря? А теперь, выходит, три тысячи? Скоро плюнуть будет некуда!

— Уже некуда, — сказал Гарц с нажимом. — Скоро дойдем до того, что будем ловить креветку поштучно, — и повернулся к Каратову. — Вот у тебя, Саша, четыре судна…

— Уже шесть, — поправил Каратов, с удовольствием заметив, как вытянулось лицо у Фалеева. — Мы еще два судна взяли у американцев.

Гарц быстро взглянул на Фалеева: ну и прыткий же этот москвич!

— Бербоут-чартер?

— Он самый. Дороговато, конечно, зато суда — первый сорт. У нас, в России, таких пока не строят.

— Так, шесть, значит…. Это — много, Саша. Много! — Гарц изящно стряхнул в морскую ракушку серебристый столбик пепла. — У тебя шесть, у меня четыре, да у Степаныча… Сколько там у тебя, Фалеев?

— Две единицы. Всего! И это у меня, коренного сахалинца!

— Две… — Продолжал Гарц все так же спокойно. — Ну, вот видите, друзья, уже двенадцать судов набирается. Двенадцать! Чтобы загрузить их работой, потребуется квота примерно в двадцать тысяч тонн. И это только минтай. А палтус, камбала, лосось, наконец? Я уж не говорю про краба, креветку…

— В последний раз мне всего три тонны креветки выделили, — с обидой ввернул Фалеев. — Три! А кое-кому, я знаю, тридцать разрешили ловить.

— Кое-кому — это мне? — голос у Каратова был спокойным, зато прищур — недобрым.

Фалеев пожал плечами:

— Все может быть… Ну а если это и так, то что? Хочешь сказать, я ошибаюсь?

Теперь Фалеев уже не улыбался и не шутил. Его чуть навыкате глаза в упор смотрели на Каратова. «Быстро же он заводится, — отметил Гарц. — А этому москвичу — хоть бы что! Сидит с таким видом, словно бы его это ничуть не касается…»