М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

То, что в современном мире фашизм действительно существует, подтверждается фактом существования авангарда. Если искусство выражает общественные идеалы, то надо согласиться с несложным обобщением, что данному обществу портрет (рассказ об отдельной судьбе) менее потребен, чем знак (т. е. декларация общего порядка). Очевидно и то, что знак существует как произведение лишь тогда, когда он принят в качестве идеологии: не доя анализа, а на веру. Невозможно же, в самом деле, вчитаться в квадрат и получить на другой день больше знаний о нем, нежели при первой встрече. Очевидно, таким образом, что искусство современного мира выполняет роль шаманского заклинания - действий бессмысленных, но обладающих эффектом энергетического воздействия. Сила энергетического воздействия принята обществом за эстетическую и этическую категории.

Если это произошло с искусством, то по одной причине и с единственной целью - для удобства управления.

Не стоит негодовать и пугаться при таком утверждении, оно лишь позволяет взглянуть на феномен авангарда иначе, чем мы приучены смотреть. Авангард не есть прорыв в неведомое, а наиболее стабильное состояние общества. Состояние это, даже если его на время потеснят, регенерирует с могучим упорством - по тому необоримому праву, что оно первично. Не икона правит миром, не антропоморфный образ - но знак, черный квадрат. Малевич вовсе не «закрывал» прежнее искусство своим квадратом (отчего-то это заблуждение властно присутствует в рассуждениях искусствоведов-романтиков); он всего лишь закрыл христианское антропоморфное искусство - вернув искусству его природную безликую мощь. Посмотрите на язычество и авангард непредвзято, в этих явлениях много привлекательного. Знаки, созданные языческим искусством, ярче, активнее, напористее, нежели образы иконописные.

Для того чтобы в полной мере осознать это обстоятельство, надо вдруг увидеть, что странно и необычно совсем не то, что все общество вдруг начинает рисовать бессмысленные квадратики и видит в плясках шамана большее, нежели прыжки и ужимки немолодого мужчины, - странно вовсе не это, странно другое. Странно то, что однажды потребовалось изобразить вместо неодушевленных статуй победителей - уязвленные тела и беззащитные лики. Странно то, что культ силы сменился на самопожертвование, что гуманистическое искусство появилось там, где раньше царил культ Орла и Волка, что шаман однажды был понят как всего-навсего немолодой мужчина, который скачет козлом и не имеет отношения к добру и справедливости. Эта диверсия, совершенная христианством, не могла получить прощения от динамично развивающегося мира - она прощения и не получила. И как можно такое - лишающее природной силы явление - простить?

Нестабилен как раз не авангард, но то нежелательное явление, которое авангарду приходится сметать со своего пути - а именно христианское искусство. Для того чтобы рассуждение это сделалось внятным, надо осознать, что мы в настоящее время живем внутри общества, где употребляется фразеология христианской цивилизации, но которое - в целях упрочения конструкции - перестроило непрочную христианскую цивилизацию по законам идеологии авангарда, то есть язычества. Внутри язычества противоречий нет.

Тоталитаризм (фашизм или большевизм) призвал на службу антропоморфное искусство, которое потеснило формально-символические поиски, но противоречия здесь нет. Выше я уже говорил о том, что этот антагонизм соответствует системе отношений внутри языческой иерархии, стадиям развития языческого общества. Есть и другое объяснение - исходящее не из исторического движения, но из восприятия культуры как цельного организма - предметы соседствуют с абстракциями, поскольку внутри единого организма выполняют различные функции: полоски и кляксы воплощают дух белокурых бестий, и только. Применимо к культуре сегодняшнего дня, это положение выглядит так: если кто-то в неизреченной любознательности своей заинтересуется, что же находится внутри у героя голливудского кинематографа, пусть обратит он свой взор к полотнам Джулиана Шнабеля и Сая Твомбли и немедля получит ответ. В голове у героя Шварценеггера - полоски и загогулины, больше ничего. Хотите знать, как устроено сознание спортсмена, изображенного Дейнекой? Посмотрите на полотна Малевича - именно эти квадратики и находятся в голове у румяного детины. И не только у спортсменов: те же квадратики находились в головах тех чекистов и нацистов, которые порой принимались жечь полотна с квадратиками. Все в целом - есть общая пляска шаманов. Только тот, кто носит в душе хаос, может родить танцующую звезду, говорил Ницше - и, судя по обилию танцующих звезд, в мировой душе присутствовало хаоса с избытком. Если в сознании Парцифаля с большой вероятностью можно было отыскать средневековые шпалеры и строфы лангедокских трубадуров, если в сознании героев Хемингуэя жили картины Пикассо, то современный ландскнехт стер с таблицы памяти ненужное и оставил пару свободолюбивых клякс - они выражают его дух. Далее возникает вопрос: надо ли называть сегодняшнее состояние либерального общества, в котором языческое начало доминирует - фашизмом? Справедливо ли это по отношению к термину «фашизм», имеющему ясную историческую коннотацию, и к либерально-демократическому обществу, которое ставит превыше всего идеал свободы?

Либеральное западное общество впало в состояние фашизма не по наивности и романтизму, не в результате соблазна, не вследствие экономического упадка, не в знак протеста против коммунистических утопий, не одураченное небольшой группой зловредных гипнотизеров, и не по тому роковому историческому недосмотру, который подчас делает цивилизацию уязвимой для варварства. Либеральное западное общество впало в состояние фашизма также не потому, что предложения, высказанные идеологами фашизма в прошлом веке, были привлекательны и одобрены большинством. Либеральное западное общество впало в состояние фашизма также не потому, что одновременно с певцами фашизма не нашлось никого столь же страстного, чтобы предложить нечто более захватывающее. Либеральное западное общество впало в состояние фашизма не оттого, что пришла пора проверить степень гуманизации общества, испытать его на прочность. Наконец, либеральное западное общество впало в состояние фашизма не в качестве возврата к милым языческим традициям, то есть к юности старого мира, к воспоминаниям, которые утешают в период дряхления. Любое из вышеперечисленного до известной степени верно; в той или иной степени, но все эти причины присутствовали; ни одна из них, однако, не была решающей, поскольку западное общество впало в состояние фашизма не случайно, но обдуманно и нарочно.