М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Человек, тем более интеллектуальный, мыслящий человек, настолько хорошо внедрил в свое сознание мысль о свободном выборе, что он не понимает, а что, собственно, запрещает ему выбрать сразу и то и другое? Разве, в известном смысле, это не есть высшая точка свободного выбора? Если плюрализм мнений и прочие либеральные установки - верны, то отчего же нельзя (в рамках плюрализма) быть одновременно и в одной партии, и в другой? Не ущемляет ли свободы призыв выбрать что-нибудь одно? Ситуация в московской интеллектуальной жизни явилась живым подтверждением этого свободолюбивого принципа. Спору нет, интеллектуальное ядро страны расщепилось: два собрания, случившиеся по этому поводу (у Кротова и в галерее Поставца соответственно), явили две противоположно настроенных группы, два непримиримых лагеря. Члены одной партии, разумеется, имели все основания считать членов иной партии - врагами. Однако были и такие интеллектуалы, кто посетил оба собрания, не ощущая особых противоречий. Почему бы, в сущности, и нет? Рабы догмы мы, что ли?

Отец Николай Павлинов, например, оказался желанным гостем на обеих сходках. В гостиной у Кротова отец Николай угостился ледяным шампанским, попробовал бисквиты, а в галерее Поставца отдал дань немудрящей закуске оппозиционеров - водке «Русский стандарт» и бутербродам с белорыбицей. Полной белой рукой благословил Павлинов оба движения и душой не покривил нисколько: и тем и этим он искренне желал успеха и добра. И вряд ли нашелся бы кто-нибудь, способный упрекнуть Павлинова в двурушничестве: ничего плохого пастырь в виду не имел и выражал лишь искреннее сочувствие поставленным проблемам. И как же упрекнуть его, если даже лидер Партии прорыва Борис Кузин нанес визит своему доброму знакомцу Дмитрию Кротову с намерением вступить в его движение. Многие считали Кузина и Кротова врагами, и напрасно считали. Конечно, отдельные черные кошки подчас пробегали меж двумя интеллектуалами. Так, Борис Кузин в сердце своем до сих пор не мог простить Кротову водворения в квартире на Малой Бронной, квартире, некогда посуленной ему, Кузину. Однако то были мелкие, бытовые разногласия, не должные касаться убеждений. На вопрос Кротова, каким образом Кузин намерен сочетать работу на благо Партии прорыва с деятельностью в единой кротовской партии, Кузин ответил так. Я, сказал Кузин, набычившись и побурев лицом, как всегда он делал, если чувствовал намерение уязвить его права, я полагаю, что имею право быть там, где считаю нужным, и могу самостоятельно принимать решения о собственных взглядах. Не скрою, программа Партии прорыва мне ближе, однако некоторые положения вашего движения соответствуют моим убеждениям также. Я, подчеркнул Кузин, намерен руководствоваться в своих поступках лишь правом свободного выбора, а не чьим-то диктатом. Кротов осведомился тогда у Кузина, на каких основаниях он, Кузин, хотел бы участвовать в кротовской партии и какую роль он играет в Партии прорыва. - Думаю, - с достоинством сказал Кузин, - что мои знания, международный авторитет и те интеллектуальные возможности, которыми я располагаю, позволяют мне претендовать на некий пост в вашей партии - пусть не главный (Кротов поморщился), однако обеспечивающий достойный оклад. Речь не идет о каких-то заоблачных гонорарах, заметил Кузин. Средняя достойная зарплата меня вполне устроит. Кротов ответил, что в принципе не возражает, хотя его лично и смущает одновременное членство в двух враждебных группировках. Кузин еще более побурел и недвусмысленно выказал обиду. Уж не хочет ли Кротов сказать, что, имея определенные взгляды, свободный индивид становится как бы заложником этих взглядов - и ни в каком ином обществе принят быть не может? Что это за большевистский подход? Кто не с нами - тот против нас, вот как оказывается? Традиции ГУЛАГа хотите воскресить, не иначе. Кротов сказал, что теперь совершенно не видит препятствий, однако пост генерального секретаря Партии прорыва, вероятно, не оставит Кузину времени на организационную деятельность в Единой партии Отечества. Кузин ответил, что если вопрос поставлен таким образом, то он готов пойти на разумный компромисс: оставить пост генсека в своей собственной партии (сохранив, разумеется, за собой неформальное лидерство) и пойти в Единую партию на полставки. Как на полставки, не понял Кротов. Элементарно, так же точно, как работали мы всю жизнь в научных институтах - в одном на полном окладе, а в семи других - на полставки. Будешь выплачивать мне половинное жалованье, я стану большую часть времени и сил тратить на свою партию, но и тебе, когда надо, дам консультацию.

- Требовалось сделать этот шаг, - пояснил Кузин жене, - не скажу, что мне так симпатичен Кротов. Шустрый пролаза, беспринципный карьерист. Однако здоровое зерно в их программе есть, и, полагаю, мне удастся повлиять на некоторые пункты этой программы. Эволюция либерализма в России вещь далеко не простая. Я рассчитываю на победу Тушинского и надежды на реформы связываю с ним. Однако если эта затея провалится, надо и о России подумать - что будет со страной?

Прав, тысячу раз прав был Борис Кириллович! Если отбросить те привычки и обычаи, которым следовали члены экстремистских партий начала века, то следует признать последовательность его рассуждений. Почему же ему не подумать на ход вперед, если Дмитрий Кротов думал и на два, и на три хода: он состоял не только лидером демократической фракции в парламенте, но и главой Единой партии Отечества, но и специальным представителем президента в Поволжском округе и заместителем министра атомной промышленности. Несовместимые должности? Пустое! - везде нужен талантливый человек либеральных взглядов.

Не тот человек был Борис Кузин, чтобы кривить душой и делать что-либо тайком (да и чего стесняться было ему?). Незамедлительно он встретился с Розой Кранц и изложил ей свои обстоятельства. Роза вспылила. В резкой форме высказала она несогласие с планами Бориса Кирилловича; два раза в ее эмоциональной (м.б. излишне эмоциональной) речи мелькнуло слово «предательство». С гневом отмел Борис Кириллович эти инсинуации, он в свою очередь вспылил. По-твоему, крикнул он в лицо своей былой возлюбленной, я должен безропотно принести себя в жертву только потому, что вам всем этого захотелось? По-твоему, я должен - на том основании, что вы используете мою теорию, - вечно быть вам обязан? В конце концов, это моя собственная теория, и, смею думать, я предан ей не меньше любого из вас! И уж если я - я, автор концепции, заметь себе! - решаю, что параллельно с работой в сфере означенных идей могу работать и в иной сфере, не слишком, кстати сказать, далекой, - что же, я не имею на это права? Кто сказал, что, написав одну книгу, я не могу взяться за другую? Какое право имеешь ты сужать мои возможности и ограничивать самовыражение? Роза Кранц была сметена таким напором и принялась говорить об обязательствах перед партией, группой товарищей и т. п. И Борис Кириллович не преминул воспользоваться ее большевистской аргументацией. Товарищи! - воскликнул он язвительно, партийцы! Именно потому я и слагаю с себя обязанности генсека Партии прорыва, что не хочу этой лагерной терминологии. Позор - в двадцать первом веке - употреблять этот людоедский жаргон. Не думай, что я уклоняюсь от обязательств, серьезно сказал Кузин, видя, что Кранц подавлена. Не думай, что я меняю свои взгляды! Никогда я их не изменю. Просто я, так сказать, расширяю палитру своего высказывания. Есть, между прочим, и вполне реалистический материальный аспект проблемы. Жалованье, предложенное мне в вашей партии, просто не в состоянии окупить всех трат. В условиях инфляции - нереально, увы. Требуется дополнительный заработок, и ты прекрасно это понимаешь.