М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 1

- Работаем ночью, как Сталин? Незабвенные традиции? Пир победителей?

- Ничего общего. Я хорошо представляю себе эти скучнейшие грузинские застолья. Моя юность прошла на так называемых восточных пирах. Нищета, милый Семен. Безвкусица и нищета. Сидел отец народов ночью в бункере, кутался в шинель, тянул кислое кахетинское. Это не жизнь, Семен.

- Иван Михайлович в бункере не сидит?

- Что вы, он любит Переделкино. Бывали? Мы соседи Пастернакам. Иван Михайлович сосны любит.

- И кахетинское не пьет?

- Иван Михайлович пьет Шато Брион.

Струев не успел поинтересоваться, что это за вино. В кухню вошла старуха. Длинное черное платье до полу; на костлявой груди зеленый накрахмаленный бант; она шла, откинув голову, неторопливо переставляя сухие ноги.

- Ах, Марианна Карловна, вот и вы, - сказала ей Алина Багратион. Наш гость уже взялся сам помойку выносить. Если вам тяжело убирать, вы так и скажите. Вы устаете, бедная.

- Я, Алина, - степенно произнесла старуха, не отвечая на вопрос и глядя на Алину змеиными глазами, - с нашим гостем утром увиделась, но представлена не была. Вы наконец решились нас познакомить. Вы - художник? А стоящий ли? Вот главный вопрос.

- Весьма дорого стоящий, - весело сказала Алина.

- Сколько стоит - безразлично, величие купить нельзя. Великие - это те, кто умирает за славу. Устаю ли я? Даже когда поднимала бойцов в атаку в предместьях Мадрида, не чувствовала усталости. Усталость пришла теперь, когда за мной никто не идет. Позади пустыня. От этого тяжело. Да.

- Понимаю, - сказал Струев.

- Вы знать этого не можете. Вы разве ходили в атаку?

- Семен Андреевич регулярно ходит в атаки, - заметила Алина кокетливо.

- На защиту правого дела, надеюсь? По зову чести?

- Марианна Карловна стоит на страже чести нашего дома, - заметила Багратион.

- Честь, - отвечала старуха, - уберечь невозможно. Честь отдают - а, значит, не берегут. Стою на страже, да. Но я сторожу не честь. Я всегда повторяю Алине: пока в силах, дари себя людям. Отдавай честь. Красота должна служить обществу.

Струев хмыкнул.

- Идите к себе, Марианна Карловна, - сказала Алина. - Я позову, если надо будет, - и Струев с удивлением отметил, что барственная Алина как будто ревнует к старухе и хочет ее спровадить.

- Непременно, Алина. Даже на передовой я находила время для освежающего сна. Но я хочу говорить с вашим кавалером. Искусство с юности меня волнует. Еще в Киеве, замужем за тогдашним комиссаром просвещения, я не пропускала ни одного вернисажа. Какие имена! Стремовский! Красавец, умница, слышали про такого?

- Осип Стремовский? - оскалился Струев.

- Его сын Ося играл у нас на ковре. Муж давал ему играть парабеллумом. Занятно было видеть ребенка с оружием в руках. Я говорила ему: милый Ося, пойдешь ли ты сражаться на баррикадах? Он кивал и надувал щеки. Интересно, добрался ли этот полненький мальчик до баррикад? Каждый должен найти свою баррикаду, чтобы умереть на ней. Отец Оси был крупной фигурой в художественной жизни Киева. Про себя он говорил, что принял вызов времени. Как он оформлял парады! Вы не оформляете парадов?

- К сожалению.

- Напрасно. Что может быть важнее? К чему радовать взгляд одного, если можно доставить счастье многим? Не правда ли, картина как таковая давно умерла? Зиновий Стремовский, отец Оси, еще в Киеве мне говорил, что плоскость отжила свое. Пришло время другого искусства, не так ли?

- Да, - ответил Струев, - так и есть.

- Рада, что наши взгляды совпали. Вопрос в том, какое искусство придет на смену картине? Парадов не оформляете, а что вы тогда оформляете?

- Семен - певец свободы, - сказала Алина Багратион.

- Нет ничего тяжелее свободы, - вздохнула старуха. - Рабам платят, а за свободу приходится платить самому. В годы нашей юности мы имели ясные представления на этот счет. Любопытно, как рассуждают сегодня. Вы за что-нибудь расплачиваетесь? Или - сами денежки получать любите?

Струев хотел пошутить, но шутка не шла на ум. Хотел сказать, что если он расплачивается в ресторанах, то за искусство пусть платят повара, но реплика показалась ему глупой.

- Не знаете, что сказать, - промолвила старуха, - и неудивительно. Теперь не принято знать. И парады оформлять не принято. Парады должны сметать остатки старого строя. Безжалостно, твердо. Вы умеете так?

- Режим решил уйти сам, - сказал Струев, - остается посмотреть, как он уходит.

- Какой режим? - спросила старуха подозрительно. - Я не согласна ни на какой режим. Вы доктор или художник? Не потерплю врачей. Я предупреждала: если мне захотят навязать режим, я не сдамся. Запомните это.

- Я имею в виду прошлое. Прошлое уходит само.

- Прошлое не уходит само. Его убивают и хоронят - ради блага живых. Так однажды убили меня и мое поколение. Впрочем, я не до конца умерла. Здесь, - она тронула плоскую грудь под бантом, - здесь я давно мертва. Но голова моя жива и мысли ясны. Я должна прожить ровно столько, чтобы сделать свои мысли достоянием многих. Иногда я делюсь взглядами с Иваном Михайловичем. Извлекает ли он уроки?

- Уверена, что да, - вздохнула Алина.

- Я вздремну, Алина, а к обеду выйду вам помогать. Мы приготовим Ивану Михайловичу настоящий латиноамериканский обед во вкусе Фиделя. Только партизаны знают настоящие рецепты. Вам скажут в Париже, что они знают, как готовить. Не верьте: только партизанская кухня имеет вкус. Остальное трава для скотов. Я помню несколько ошеломляющих рецептов.

Старуха поправила бант на плоской груди, двинулась прочь из кухни. На пороге она царственно повернулась и низким голосом добавила:

- Мыши веселятся, когда кошка ложится спать. Но веселятся недолго.

И, произнеся эту странную реплику, вышла, тяжело и медленно двигая сухими ногами.

- Она сумасшедшая? - спросил Струев.

- Просто привидение. Не верите? Тогда скорее выгляните в коридор, я вас прошу, - там никого уже нет. Она растворилась.

- Верно, я утром встретил старуху, а потом она растаяла в воздухе.

- Иногда она растворяется прямо в комнате. Была - и нету.

- А появляется она, - сказал Струев, - я полагаю, в полнолуние.

- Появляется всегда неожиданно, надо ждать всякую минуту. Обыкновенное домашнее привидение, но мирового значения, знаете ли. Мы держим у себя призрак ушедшей эпохи. Бродил призрак коммунизма по Европе, а на старости лет поселился у Ивана Михайловича Лугового. Вы боитесь привидений?

- Гостей пугаете? - спросил Струев.

- Иван Михайлович любит гостей дразнить. Немецкого посла, фон Шмальца, она до полусмерти напугала рассказами про Эрнста Тельмана. Рот фронт, говорит, Ганс! Ох, а что было с отцом Николаем! - и Алина засмеялась, качая грудями. - Марианна Карловна сказала ему, что Бога нет, назвала его зажравшимся лицемером и пообещала отравить на Соловки. Лопату тебе в руки, попик! Батюшка чуть не подавился бараньей лопаткой. Весь аппетит пропал.