Луис Сепульведа - Старик, который читал любовные романы

Лошадь была оседлана, и из этого следовало логичное предположение, что где-то должен быть и всадник.

Алькальд оповестил всех о том, что на следующее утро поисковая группа выходит в направлении фактории Миранды. Кроме того, он назначил двух человек для выполнения абсолютно безотлагательной работы: разделки туши мертвого животного. Омываемые дождем мачете привычно вонзались в лошадиное мясо. Перепачканные кровью, они вновь взлетали вверх, и ливень мгновенно смывал красную жидкость с клинков. В очередной раз мачете втыкались в лошадиную тушу без капли крови или клочка шерсти на лезвиях.

Разделанную на куски тушу перенесли к навесу у входа в резиденцию алькальда, и там толстяк разделил мясо на всех присутствующих.

– Эй, старик! Тебе какой кусок? – спросил алькальд.

Антонио Хосе Боливар ответил, что хотел бы получить лишь кусок печенки. Радости от внезапно свалившегося на него лакомства он не испытывал, понимая, что демонстрация алькальдом широты натуры означает для него только одно: толстяк намерен назначить его в завтрашнюю поисковую группу.

Он направился к дому, держа в руках кусок еще теплой лошадиной печенки. Следом за ним к реке потащили голову и другие невостребованные части туши. Уже темнело, и сквозь шум дождя был слышен лай собак, устроивших свару за потроха и куски шкуры, оставшиеся на том месте, где разделывали лошадь. Старик начал жарить печень, предварительно сдобрив ее розмарином, и при этом не переставая ругался по поводу событий, нарушивших его покой. Сосредоточиться на книге он уже не мог, ибо из головы у него не выходил образ алькальда в роли начальника намечавшейся на завтра экспедиции. Весь поселок знал, что у алькальда на старика зуб. Их давнее скрытое противостояние только усилилось, после того как Антонио Хосе Боливар выставил толстяка полным идиотом, убедительно доказав едва ли не при всех жителях поселка, что индейцы не убивали того чертова гринго.

Вечно потеющий толстяк мог устроить старику серьезные неприятности, это было ясно.

Настроение у Антонио Хосе Боливара вконец испортилось. Он мрачно засунул в рот вставную челюсть и без удовольствия стал пережевывать куски жесткой печенки. Он много раз слышал, что прожитые годы приумножают человеческую мудрость. Оставалось только ждать и верить, что эта мудрость наконец придет и принесет с собой то, что ему нужно: оставаться до конца дней в своем уме, быть способным управлять плаванием по морю воспоминаний и не попадаться в ловушки, которые память частенько расставляет перед человеком на исходе его дней.

По всей видимости, настоящая мудрость, равно как и старость, еще не завладели Антонио Хосе Боливаром полностью, ибо он в очередной раз попал в ловушку воспоминаний и, погрузившись в них с головой, перестал замечать, что происходит вокруг, включая монотонное бормотание ливня.

Прошло уже несколько лет с того утра, как к пристани Эль-Идилио причалила лодка, такая большая, каких Антонио Хосе Боливар никогда прежде не видел. Это была плоскодонка с мотором. На ее просторных скамьях могли с комфортом разместиться восемь человек, причем попарно, а не в затылок друг другу, как на узких индейских каноэ.

На том шикарном судне в Эль-Идилио прибыли четверо американцев. С собой они привезли огромное количество фотоаппаратов, массу продуктов и еще множество различных предметов абсолютно непонятного для жителей поселка назначения. Гости несколько дней поили алькальда привезенным с собой виски, не забывая, впрочем, и о том, чтобы вовремя приложиться к благородному напитку самим. В общем, в один прекрасный день толстяк, еле державшийся на ногах, появился в сопровождении американцев на пороге домика Антонио Хосе Боливара. Он представил гостям старика как лучшего знатока амазонской сельвы.

От толстяка страшно разило перегаром, особенно когда он наклонялся к Антонио Хосе Боливару и, хлопая того по плечу, называл его своим лучшим другом и надежным помощником. Гринго тем временем стали фотографировать Антонио Хосе Боливара, а заодно и все, что попадалось в объективы их камер.

Не спросив разрешения, американцы вошли в домик, и один из них, довольно рассмеявшись, стал настаивать на том, чтобы хозяин продал ему портрет, где Антонио Хосе Боливар Проаньо был изображен вместе со своей супругой Долорес Энкарнасьон дель Сантисимо Сакраменто Эступиньян Отавало. У гринго даже хватило наглости снять портрет со стены и запихнуть его в рюкзак, оставив взамен на столе ворох разнокалиберных банкнот.

Старику стоило немалых усилий дождаться момента, пока веселье чуть стихнет, и вставить в разговор пару слов, давно вертевшихся у него на языке.

– Скажите этому сукину сыну, – обратился он к алькальду, – что, если он не повесит картину на место, я влеплю ему в брюхо заряд картечи из обоих стволов. Надеюсь, вам не составит труда убедить их, что ружье я всегда держу заряженным.

Незваные гости неплохо понимали по-испански и не нуждались в том, чтобы потный толстяк посвятил их в детали намерений Антонио Хосе Боливара. Тем не менее алькальд попытался разрешить конфликт дипломатически и обратился к гостям с просьбой проявить понимание. Он стал рассказывать американцам о том, что в этих краях воспоминания о прошлом – дело святое и любые предметы, связанные с былыми временами, приобретают значение едва ли не семейных святынь. Он просил гостей не воспринимать слова старика слишком буквально и клялся что все эквадорцы, а он в особенности, души не чают в американцах и что если тем захочется увезти с собой какие-нибудь сувениры, то он лично с превеликим удовольствием озаботится этим и раздобудет им все самое ценное и интересное. Как только портрет занял свое прежнее место на стене, старик недвусмысленно дал понять гостям при помощи ружья, что не желает видеть их в своем доме, а кроме того, рекомендовал им не только не входить внутрь, но и вообще держаться от его одинокой хижины подальше.

Не успели гринго отойти на несколько шагов, как алькальд чуть ли не с кулаками набросился на Антонио Хосе Боливара.

– Старый пень! Придурок! Я из-за тебя такие деньги потеряю! – орал он. – Да что я – мы оба останемся без денег, а ведь они сами плывут к нам в руки. Ну что ты на них окрысился? Он же вернул тебе портрет. Чего тебе еще нужно?

– Я хочу, чтобы они ушли отсюда. Мне не нужны деньги от тех, кто не уважает чужого жилища.

Алькальд хотел было что-то возразить, но тут увидел, что американцы с презрительным выражением на лицах уже направились к поселку. Вне себя от ярости он набросился на старика:

– Думаешь, ты их выгнал, да? Ну уж нет, старый козел! Это я тебя выгоню отсюда!

– Я, между прочим, у себя дома, ваше превосходительство.