Амели Нотомб - Косметика врага

— Громкие и бессмысленные слова.

— А я сижу в тебе и знаю, что говорю. Посмотри правде в глаза: жизнь так устроена, что у каждого влюбленного, тем более страстно влюбленного человека, в какой-то миг может возникнуть желание убить свою жену. Я и есть этот миг. Большинство старается подавлять в себе подобные страшные мысли и темные стороны своего я. А ты не похож на других. Ты даже не подозревал, что в тебе живет убийца. Как и тайный любитель хот-догов и мнимый насильник, по ночам нападающий на женщин на кладбищах. Но сегодня в твоем мозгу что-то стряслось, и ты нос к носу столкнулся с ними. И тебе, естественно, трудно поверить, что все они живут в тебе.

— Вы ничем не можете подтвердить свою галиматью. Так почему же я должен верить вам на слово.

— Вещественные улики зачастую только уводят в сторону, а вовсе не подтверждают истину. Ну, хорошо, а что ты скажешь на это? В пятницу, двадцать четвертого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, около семи вечера, ты неожиданно вернулся домой. Изабель показалось, что ты какой-то странный. И все потому, что она впервые столкнулась с Текстором Текселем. Это был ты и в то же время не ты. Обычно ты нравишься женщинам, а я — нет. Но в тот день ты почему-то не понравился Изабель. Ты молча смотрел на нее моими глазами сексуально озабоченного подонка. Ты крепко обнял ее, но она с отвращением оттолкнула тебя. Ты снова попытался обнять ее. Но она снова отстранилась от тебя и, чтобы подчеркнуть свой отказ, села на диван и отвернулась в сторону. Тебя возмутило, что она не желает иметь дело с Текстором Текселем. Ты отправился на кухню и взял самый большой нож. Ты подошел к ней, но она не заподозрила дурного. И ты несколько раз вонзил нож в ее тело. Никто из вас не произнес ни слова.

Молчание.

— Но я ничего не помню, — упрямо произнес Жером.

— Ну и что? Зато я помню.

— Перед этим вы излагали совершенно иную версию. А когда я услышу третью или четвертую версию этого убийства?

— Я тебе рассказал версию Текстора Текселя, которая не противоречит версии Жерома Ангюста. В тот день жена с отвращением оттолкнула тебя, потому что распознала в тебе чудовище, которое во сне с наслаждением насилует женщин. По твоей версии все произошло молча, без слов, а по моей — у Текстора Текселя состоялся мысленный диалог с Изабель. В своей версии я ссылался на Адама и Еву, и это было вполне уместно, потому что в Библии также существуют две версии этой истории. Там знаменитая история грехопадения рассказывается дважды. Можно подумать, что рассказчику эта история доставляла большое удовольствие.

— А мне — нет.

— Тем хуже для тебя. Зарезав жену, ты прихватил с собой нож и возвратился в свою контору. Там ты успокоился и снова стал Жеромом Ангюстом. Все вернулось на свои места. И ты был вполне счастлив и доволен.

— Это был последний раз в жизни, когда я был счастлив и доволен.

— Спустя час, около восьми вечера, ты вернулся домой, в радостном предвкушении уик-энда.

— Я открыл дверь и увидел страшную картину.

— Которую ты — как автор — уже видел.

— Я закричал от ужаса и отчаяния. Прибежали соседи. Они вызвали полицию. Когда меня допрашивали, я был совершенно не в себе. Убийцу так и не нашли.

— Я же тебе говорил, что ты совершил идеальное преступление!

— Да, самое отвратительное преступление.

— Не очень-то зазнавайся. Этот белый воротничок только что узнал, что прирезал собственную жену, а потому сразу же вообразил себя отпетым негодяем и заболел манией величия. Не забывай, что ты всего-навсего любитель.

— Не знаю, кто вы: я или нет, но я вас ненавижу!

— Хочешь еще доказательство? Доставай мобильник и звони своей секретарше.

— Зачем?

— Делай, что тебе говорят.

— Но я хочу знать, зачем!

— Если будешь спорить, я сам ей позвоню.

Ангюст достает мобильный телефон и набирает номер.

— Катрин? Это Жером. Извините, что беспокою вас.

— Попроси ее открыть последний ящик твоего стола, с левой стороны, и пусть она заглянет под бумаги.

— Можно вас попросить о небольшой услуге? Откройте последний ящик моего стола, с левой стороны, и загляните под бумаги. Спасибо. Я буду ждать у телефона.

— Как ты думаешь, что она там найдет, твоя милая Катрин?

— Понятия не имею. Я не открывал этот ящик уже… Алло, да-да, Катрин. Что? Спасибо. Я давно потерял его. Извините за беспокойство. До скорого.

Ангюст отключил телефон. Лицо его покрыла смертельная бледность.

— Ну вот видишь, — улыбнулся Текстор. — Она нашла нож. Он десять лет пролежал в этом ящике. Браво, ты вел себя безупречно. Твой голос ни разу не дрогнул. Катрин ничего не заподозрила.

— Это ничего не доказывает. Вы его сами туда подбросили!

— Ну конечно, я. Кто же еще!

— А, вы сознаетесь!

— Я уже давно сознался.

— Вы улучили момент, когда Катрин не было на месте, пробрались в мой кабинет и подложили его в стол…

— Послушай! Ведь я — это ты. Зачем же мне тайком пробираться в твой кабинет?

Ангюст закрыл голову руками.

— Если вы — это я, почему же я тогда ничего не помню?

— А тебе и не нужно помнить. Достаточно, что я за тебя все помню.

— Я совершил только это преступление?

— А тебе этого мало?

— Я не хочу, чтобы вы от меня что-то скрывали.

— Успокойся. Ты любил только одного человека — Изабель. И убил только ее. Ты впервые увидел ее на кладбище и все сделал, чтобы она уже никогда не покидала места вашей первой встречи.

— Никак не могу поверить! Я так любил Изабель!

— Я знаю. Я тоже любил ее до безумия. Но если ты мне по-прежнему не веришь, есть безошибочный способ проверить правдивость моих слов.

— Что?

— Не понимаешь?

— Нет.

— Но ведь я тебя уже просил об этом.

— Убить вас?

— Если ты убьешь меня, а сам останешься жив, значит, ты не убивал свою жену.

— Но буду виновен в вашем убийстве.

— Придется пойти на риск.

— В этом случае я буду рисковать своей жизнью.

— Конечно, а чем же еще? Когда идут на риск, то всегда рискуют жизнью. Только жизнью, и ничем больше. А кто не рискует, тот и не живет.

— А если я погибну?

— Но ведь ты в любом случае погибнешь.

— Вы не понимаете. Если я убью вас и вы не я, то остаток своих дней я проведу в тюрьме!

— А если ты не убьешь меня, то тебе гарантирована еще более страшная тюрьма, потому до конца своих дней ты будешь мучиться вопросом: убил ты свою жену или нет?

— Но я буду на свободе.

Текстор расхохотался.

— На свободе? Ты, на свободе? И ты это называешь свободой? Твоя жизнь разбита, работа осточертела — и это, по-твоему, свобода? А ты знаешь, что тебя ждут бессонные ночи, во время которых ты будешь без конца изгонять из себя затаившегося в тебе преступника? И это называется свобода?