Мария Галина - Красные волки, красные гуси (сборник)

Ким уже топтался рядом с Василием – никакого сравнения! Да, жалок человек!

Я протянул ему «Объединенную историю».

– Возьми… почитай.

– Ох, спасибо, Лесь, – повторил он. Потом нерешительно добавил: – Сколько с меня?

– Век не расплатишься, дурень.

– Ну все-таки, сколько?

Я назвал цифру.

Он помолчал, потом робко проговорил:

– Я частями, ладно?

– Ладно… Ты хоть что-то сделал?

– А как же. – Он оживился. – Сделал! С Китаем у меня интересная штука получается, такой, понимаешь, Китай… А уж народу! Ты прав был, Лесь, – тут не в жратве дело. Что-то тут другое.

– Наличие еще одного разумного вида уже само по себе способно сдерживать рост населения, – сказал я. – А Европа как там?

– Европу я пока не трогал. А степняки все равно прут. Так я пойду? Пока вызовов еще нет, а?

– Валяй. – И, когда он уже торопливо двинулся прочь, окликнул его: – Эй, а кота-то как зовут?

– Васька, – ответил он, не оборачиваясь.

Я было двинулся к себе, но на вахте меня задержал Тимофеич.

– Тут Георгий звонил. Так он просил зайти.

– Когда?

У меня по спине пополз неприятный холодок.

– Полчаса как, – сказал Тимофеич. – Он так и сказал: как появится, пусть сразу зайдет.

И я поперся в Административное здание.

Кабинет Окружного Попечителя располагался на шестом этаже – я умучился, пока дошел. Лестница была крутая, лифтом я не мог воспользоваться – просто шахта с площадками-выступами, овеваемая потоками восходящего воздуха.

Раздвижная дверь была закрыта, сквозь матовые стекла проглядывал смутный силуэт – в кабинете горел верхний свет.

Я постучал и, услышав приглушенное «входите», закрыл за собой дверь.

– Вызывали? – спросил я как можно нейтральнее.

– Да, – сказал Гарик, – вызывал. Извини, если оторвал…

Неужели пронюхал, подумал я. Сколько ни внушал себе, что ничем таким, собственно, я и не занимаюсь, ощущение нечистой совести все равно не проходило.

– Ничего… я только пришел.

– Тем более, – гуманно заметил Гарик. – Как там твои? Валентина?

То ли он и впрямь всех подопечных по именам помнил, даже их домочадцев, то ли досье просмотрел… скорее, второе.

Я невыразительно сказал:

– Ничего.

– Как Вовка? Сколько ему?

– Семь будет. – Я все гадал, что ему, собственно, надо.

– Говорят, ты в Нижний вчера ходил, – мимоходом заметил Гарик.

– Вон оно что…

– Ну, ходил. Однокурсника своего навещал. А откуда, собственно…

– Ну что ты, Лесь, – укоризненно произнес Гарик, – как маленький.

Я так с Вовкой разговариваю. Чтобы, не приведи Господь, не подумал, что с ним обращаются снисходительно.

– Знаю я твоего Шевчука… слышал.

– А слышал, так чего тебе от меня надо? – сухо сказал я. – Сами и разбирайтесь. Затравили человека… парень такие надежды подавал.

– Да ладно тебе, – примирительно заметил Гарик, – чего разбушевался? Шевчук – диссидент, тоже мне новость. А то я не знал. Все вы – диссиденты. Кто явный, кто скрытый.

– Ты за всех-то не расписывайся. Есть же индекс толерантности…

– Брось, Лесь. Мы с тобой оба отлично знаем, что такое индекс толерантности – как надо, так и сделаем. Америка… – Гарик вздохнул. – Да там исторически сложилось – ее же на паритетных началах осваивали… Считай, с нуля начинали. И то, знаешь… У них там свои комплексы – индейцев повывели, теперь каются, волосы на себе рвут. Я, что ли, против равноправия? Нечего из меня палача народов делать. Но нельзя же сразу вожжи распускать – это уже не демократия, милый мой, это анархия… А эти пустозвоны… Ну, собираются они там, в галерее этой, митингуют… А то я не знал. Не в этом, Лесь, дело. За малого я и вправду беспокоюсь – потомок моего согнездника как-никак. Вот уж ему там точно делать нечего. Повлияй на него, а? Не игрушки же.

– Ну, – я помялся, – не знаю…

– Так сколько, ты сказал, Вовке? – спросил Попечитель. Глаза у него были сплошь черные – ни зрачков, ни радужки. У них у всех такие. – Семь?

Я стиснул зубы и промолчал.

– Тесты он этой осенью сдает? – Он вздохнул. – Талантливый мальчик. До меня доходили слухи. Низкая толерантность, но талантливый… Но низкая толерантность.

Сука, подумал я. А вслух сказал:

– Бросьте, Гарик. В этом возрасте они все такие.

– Мы хотим организовать школу здесь, – рассеянно заметил шеф, – при Институте. Здесь ему было бы легче.

Над головой у шефа виднелся циферблат часов, издевательски смахивающий на нимб. Я украдкой взглянул: без пяти десять.

Он вздохнул.

– Неспокойно сейчас, Лесь. Сам знаешь. Нижний Город – чисто тебе Америка; наркота эта, детишки с кастетами… поговорил бы ты с ним, с Себастианом, мозги бы вправил… Меня-то он не послушает – еще сильней упрется. Тебя-то где так отделали? На Подоле?

Я машинально потрогал скулу.

– Сам ударился.

Гарик пожал плечами. Сейчас он больше всего напоминал нахохлившегося ворона.

– Так поможешь?

У меня опять заболела скула.

– И не проси, Гарик. Хватит с меня.

– К Валентине твоей я сегодня съездил. – Гарик поднял голову и поглядел мне в глаза. – С утра пораньше и поехал. Изложил ей ситуацию. Недоразумение у вас вышло, я так понимаю.

Я кисло сказал:

– Иди ты к черту.

– Ты же сам его видел, Лесь! Мне с ним не сладить – упертый малый. А так – способный парень, добрый. Таким больше всех достается… сам знаешь. Если бы Вовка твой…

– Ты орла своего с Вовкой не равняй. Вовка последний раз уписался всего два года назад.

– Ну вырастет же он, дай бог… Лично я тебя прошу, Лесь, понимаешь? Лично.

– Если ты ждешь, что я буду тебе докладывать…

– Незачем мне это. Без тебя, знаешь, найдутся. Ты только за Себастианом присмотри.

Он вздохнул и извлек из ящика стола пухлый том.

– Американские «Анналы» пришли. Хочешь посмотреть?

Я насторожился.

– А что?

– Да там, Смитсоны…. доктор Шапиро, знаешь такого? Так он примерно те же разработки ведет, что ты с этим своим… как там его? Только они свою модель на ископаемом материале строят – они в Австралии копали. Первая комплексная экспедиция, между прочим. И в Африке. Я так подумал, что тебе интересно будет.

Сукин сын, мерзкий паршивый сукин сын… обложили они меня, со всех сторон обложили. Я молча взял журнал, развернулся и пошел к выходу.

– И тебе пора о докторской подумать, – сказал Гарик у меня за спиной.

Вернувшись в лабораторию, я занялся журналом – сначала неохотно, потому что ощущал себя опоганенным. Дозволенная храбрость – уже не храбрость. Мерзко, когда каждый твой шаг отслеживается, но еще омерзительней, когда все, что ты делаешь, просто равнодушно принимают к сведению. Но в конце концов я увлекся – Шапиро начал с того же, что и я… умные идеи приходят в умные головы одновременно… стоило появиться достаточно сложным машинам… Обидно – Ким все на ощупь осваивал, железо сам собирал, из тех списанных деталей, что я ему притащил. А у них мало того, что машины в свободном доступе – покупай, не хочу, – так еще и средства для этой экспедиции на Зеленый Континент выделили.