Екатерина Великина - Пособие по укладке парашюта

Наступление 1992 года не сулило мне ничего хорошего. В начале декабря моя мама получила командировку в Москву и стремительно улетела, оставив юную Катечкину с папенькой. Вплоть до 25-го числа наша жизнь была прекрасна. Конечно, как правильно развлекать ребенка, папенька не знал, но это удачно компенсировалось его недогадливостью по поводу школьного дневника, в котором вот уже неделю тосковала жирная параша по алгебре. От параши я грустила, но когда дневник не потребовали и на восьмой день, тут же замазала двойку типографской мазилкой «Шрифт» и принялась готовиться к новогодней елке. За неумеренную тягу к трещанию языком школьный комитет выделил мне роль сороки-воровки, предполагающую эпический полет вокруг зала со словами «Не зажжется ваша елка, не зажжется». В качестве реквизита мне выдали огромных размеров клюв и мятую бумажку со словами.

«Ну и что, что не Золушка? – успокаивала себя я. – Зато костюм сороки даже папенька смастерит, главное, что клюв-то уже есть, а остальное придумаем».

Двадцать пятого утром, примерив изготовленный папой наряд у зеркала, я поняла, что, во-первых, орнитолог из родителя так себе, а во-вторых, жизнь закончена.

Черные жилетка с юбкой, пионерская рубашка с оторванным шевроном и красные пластиковые бусы шансов на овации не оставляли. Никаких сорок-воровок в зеркале не было и близко, но зато ободранный «ребенок-сексот в бусах» был налицо. Пожалуй, только таблички «Она расстреливала еврейских детей» не хватало.

– Папа, я похожа на дочь Гитлера, – сказала я и завыла.

– Ну вот, может быть, клювик примеришь? – избегая моего взгляда, предложил папа.

Нацепив клюв, я завыла еще горше. Если ободранный ребенок-сексот в бусах еще мог слиться со стенами и прокатить под «не переодетого к празднику», то ободранного ребенка-сексота с бусами и клювом ждала долгая мучительная смерть.

В школу мы ехали молча и возвращались тоже в тишине.

Несмотря на то что вокруг зала я «пролетела» точно «мессершмит», сбивая перваков на поворотах, и сделала всего один круг, а не три, как было положено, нарядец мой все-таки заметили.

– Это ж кто девочку так вырядил? – изумлялись одни мамаши.

– Наверное, родители алкаши какие-нибудь, – отвечали им другие. – Сейчас всякого, знаете ли, полно…

Вернувшись домой, я шарахнула дверью своей комнаты и рухнула на диван. Доброе имя мое было опозорено, и ни одна вещь на свете не могла возместить мне страшной утраты.

За рыданиями я не заметила, как вошел отец.

– Ты, Кать, плакать перестань. Снегурочкой быть хочешь? – потряс меня за плечо родитель.

– Что, мешок из-под картошки освободился? – взвизгнула я.

– Да нет же, наряд казенный будет. Вполне себе даже настоящий, с кокошником.

– Вместо тети Зины? – обомлела я.

– Вместо тети Зины, – ответил мне папа.

Надо сказать, что организация, в которой работал папенька, в качестве детских новогодних мероприятий пользовала развоз конфет по домам. Причиной была скудость бюджета: празднование Нового года в актовом зале требовало елки, ряженых и чаепития, в то время как доставка подарков до хаты сводилась к водителю и двум добровольцам на роль деда с внучкой.

Про Мороза не помню, но вот Снегуркой всегда была тетя Зина.

Высокая, с толстой косой из пеньки и с густо накрашенными глазами, тетя Зина казалась мне красавицей, и я никак не могла понять, за какие такие заслуги она отказывается от своей беспроигрышной роли и уступает ее мне.

– Ну это чтобы ты не расстраивалась, – сладко сказал мне папа.

О том, что тетя Зина на девятом месяце и выпускать ее к детям в таком виде неэтично, папа умолчал. Умолчал он и о том, что Снегурку искали на протяжении полугода и даже за тройной отгул ни одна из сотрудниц не соглашалась побыть в этой роли. Короче говоря, родитель мой обо всем умолчал, и поэтому к исполнению обязанностей я приступила в абсолютном неведении и некоторой эйфории.

Тридцать первого утром к нам в дверь вошли двое. В Деде Морозе я сразу же узнала соседского дядю Лешу. В папашкиной организации он числился кем-то вроде старшего техника, был лохмат и ужасно молчалив. Из-за дяди Леши выглядывал водитель Юрик.

– Готова? – хором спросили они у папы.

– Готова, – ответил им он и выставил меня из-за спины.

Несмотря на то что под голубым зипуном было толстое драповое пальто, а кокошник был немного великоват, из меня получилась вполне себе лубочная Снегурка: маленькая, беленькая, с косой до задницы – всё, как положено.

– Ты стихи-то выучила? – строго спросил дядя Леша, запихивая меня в машину.

– Выучила, – пискнула я.

– А много?

– Очень-очень много, – еще раз пискнула я, перепугавшись, что роль уплывает из-под носа.

– Это хорошо, – обрадовался дядя Леша и замолчал.

У двери первой квартиры мы были через десять минут.

– А кто это к нам пришел? Дед Мороз со Снегурочкой пришел! – запричитала встретившая нас семья и выпихнула в прихожую детей.

– Я Дед Мороз, я подарков вам принес! – пробасил дядя Леша. – А вот Снегурочка, моя внучка.

При слове «внучка» Мороз отвесил мне увесистый пендель, который я восприняла как сигнал к началу действа и немедленно начала читать стихи.

К концу первого стихотворения, когда лупоглазые малыши более-менее осмелели, я с изумлением обнаружила, что дяди Леши в прихожей нет.

«Наверное, так задумано по сценарию, – подумала я. – Он, наверное, сейчас откуда-нибудь неожиданно выскочит».

Но прошло 15 минут, а дядя Леша так и не выскакивал.

Еще через 15 минут у меня закончились стихи, а вконец осмелевшие дети стали дергать меня за шубку и требовать подарка. Потоптавшись в прихожей еще минут пять, я не нашла ничего лучшего, кроме как пройти в квартиру. Дед Мороз был обнаружен мною на кухне в компании родителей.

– Дядя Леша, а подарок? – робко сказала ему я.

– Какой еще подарок? – искренне удивился он.

– Ну, детям подарок надо… Я же Снегурочка!

– А-а-а, – протянул дядя Леша. С явной неохотцей он встал со стула и, пожав руку родителям, направился в прихожую. – Вот вам, дети, ваш подарок, а мы со Снегурочкой поедем дальше, – еще раз пробасил он и, взяв меня за руку, удалился.

Визиты во вторую, четвертую и седьмую квартиры абсолютно не отличались друг от друга, разве что дядя Леша заметно веселел и все чаще промахивался со стартовыми пинками.

– Знаешь что, Кать, а давай подарки ты дарить будишь? – окончательно обнаглев, предложил он мне перед дверью восьмого жилища. – У тебя это и получится лучше.

– Давайте, – пробурчала я. К тому моменту мне стало окончательно понятно, почему никто не хочет быть Снегурочкой и где именно тетя Зина обзавелась животом.

Последующие десять квартир превратились для меня в кошмар. Как только двери раскрывались, Дедушка Мороз стремительно исчезал внутри, оставив меня на растерзание киндерам, и покидал квартиру, только когда я появлялась на кухне и трясла списком адресов перед его носом.