Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

Попадались по пути и скалистые островки. Там были просто-таки кадры из фильма «Скалолаз». Вертолет как бы совсем уже врезается в скалу, но потом резко берет вверх, и у тебя чувство, что под тобой выламывается дно, отваливается, ты теряешь опору и летишь в пропасть. Это все – от пары-тройки секунд почти полной невесомости, которая возникает от такого резкого маневра…

Ну, долетели… Островок оказался и правда райский – весь в зелени, в цветах, в белых домиках. По узким улочкам, кроме велосипедов и мотоциклов, проезжают только электрокары, на каких катаются обыкновенно любители игры в гольф. А других машин, настоящих, тут и нету. Тихо, безмятежно…

– Зато ночью – все наоборот! Сейчас народ выспится, отдохнет, потянется в дискотеки – и такое начнется!

– Какое?

– Вы что, не знаете? Панареа – это же остров любви! Сюда на лето слетаются девчонки со всего мира!

– И почем тут это?

– В том-то и дело, что деньги у них и так есть. Они просто любят это дело…

Накал которого тут так силен, что номеров дешевле 300 за ночь на острове не сыскать, да и то надо заказывать за два месяца. Опасаясь за свои моральные устои, мы сочли за лучшее выпить винца Pietramarina со склонов Этны – и улететь от греха подальше…

К сведению любознательных читателей: недостающую информацию о Сицилии вы можете почерпнуть из путеводителей и справочников.

И.С.

Жила-была одна баба. Звали ее, ну предположим, Матрена. Нет, Матрена – слишком нарочито. Пожалуй, звали ее Надя. Во, точно, Надя. Так лучше. Иногда Надька, Надюшка. Короче – Надя. Все.

Было ей, как теперь модно выражаться, 40 + лет. То есть между 40 и 50. А может, уже и за пятьдесят. Ну разве чуть-чуть. Этак лет 55–56… Или все 60? Нет, 60 еще не было. Это точно.

Выглядела Надька сногсшибательно. Посудите сами – крепко под 80 килограммов при росте дай Бог чуть больше 165. Груди у нее были, как выражались классики, арбузные, а задница – 120 см в обхвате. Ну, понятное дело, песочными часами ее фигуру назвать было нельзя: пятый бюст и огромную корму дополняло большое брюхо. Но все же сала на животе было не настолько много, чтобы ее фигура не представляла собой ничего вообще.

Надькины ровесники довольно часто забирались на нее с целью ее трахнуть. Но в последнее время все чаще по пьяни. Ровесники (те, что хотели плотских утех) были все больше алкаши и бомжеватого вида работяги с рынка. Ну, естественно, до полноценного коитуса дело доходило редко – какая у алкашей эрекция? Посему состояние Надьки было все время приподнятое. То, что называется, женщина в поиске. Короче, трахаться она хотела все время. И конечно, с каждым обломом желание все нарастало и нарастало.

Чтобы завершить Надин портрет, добавлю, что зубы у нее были не все. Пара-тройка зияющих промежутков в ее челюсти напоминали о сожителях, которые, будучи не в состоянии ее удовлетворить ни морально, ни материально, от отчаяния и собственного бессилия шибко колотили ее. Оставшиеся зубы были 50 на 50. То есть половина железные, а половина – свои, костяные, темно-желтые и прокуренные.

Когда-то в молодости Надя была шатенкой. Потом, в соответствии со своими умственными способностями (на это как раз ума хватило), окрасилась в блондинку. Ну как тогда красились? Понятное дело – перекисью водорода. Ну и сами знаете, что получилось. Пегость какая-то. То ли рыжая, то ли белая. А корни волос – темные. От злости на себя она еще и химию сделала. Неожиданно ей понравилось, и с тех пор она все время завивалась. Брр… Ужас…

Был у Нади сын. Чернявый мальчик лет 14. Звали его Димка. Или Мишка? Вот не помню точно. Да это и не важно, поскольку все его звали – Жиденыш. Почему так – неизвестно. Может, оттого, что он был смуглый и кучерявый? Может быть. А еще, наверное, оттого, что мальчик рос задумчивым и спокойным. Жиденыш много читал и хорошо учился. Но тихоней не был. Просто такой молчун. Но чувствовались и темперамент и страсть.

Кто был отец пацана, можно было только догадываться. Даже сама Надюшка всего лишь смутно предполагала, что это мог быть один армянин с рынка, который все-таки довел дело до логического завершения, и она прекрасно помнит это острое ощущение оргазма в паху и позвоночнике. Короче, ребенок родился, как говорится от страстной любви (они были знакомы первый и он же последний день), но вопреки литературным штампам был нежеланный. Вообще-то Надя сделала много абортов. Может быть, 10, а может быть – 15. Но крепкий организм это все выдержал и понес. В этот раз она чего-то замешкалась, то ли лень было, то ли еще что, вот и пришлось рожать. Так или иначе, но получился Жидок.

Да и ладно. Много хлопот он матери не доставлял. Учителя его хвалили. Он чем-то торговал в Интернете (компьютер собрал из выброшенных на помойку частей), на вырученные деньги покупал себе одежду. Мешало только то, что он уже вырос и по ночам, сидя у Интернета, много дрочил, выводя мамашу из себя. Тут самое время сообщить, что жили они в однокомнатной квартире, которая осталась у Нади от матери, царство ей небесное.

Надька работала в магазине. Магазин этот находился на территории колхозного рынка. И получалось, что она как бы работала и в магазине, и в то же время на рынке. Кем работала – не разобрать. Всем подряд. И у прилавка могла встать, и фуру разгрузить, и просто так – полы помыть. Когда хачики приезжали осенью торговать арбузами, то она до ночи с ними терлась и арбузами торговала, а потом с энтузиазмом подмахивала им, лежа на куче фуфаек в углу бытовки.

Так или иначе, но деньги у нее водились. Не бог весть что, но свои 5–7 тысяч в месяц она зарабатывала. То есть нельзя сказать, что она была полная деклассированная синюха. И дома у нее все было более-менее в порядке: и мебель, и кухня – не новые, разумеется, но в хорошем состоянии. И жратва была в холодильнике. Не разносолы какие-нибудь, но ведерная кастрюля супа и вареная колбаса с хлебом были всегда. Опять же телевизор старенький, кафель в ванной, занавески…

Пила Надька крепко. С утра, с похмелья, отправит Жидка в школу, накрасится – и на работу. На работе примет полстакана «Гжелки» и пашет до обеда уже спокойно. Потом, в обед, хачики на задах рынка шашлыки делают, зелень там, маринованный чеснок, чача, то да се… Ну уж после обеда какая работа? Так, для блезиру повертится перед заведующей – и опять полстакана «Гжелки» перед уходом домой или к хачикам, продолжать. Зная такую Надькину слабость, заведующая старалась нагружать ее побольше до обеда. И в принципе обеих это устраивало. Вообще-то Надька была незлобивая, толковая и почти не воровала. А заведующая была женщина рассудительная и понимала, что от добра добра не ищут.