Альфред Кох - Отходняк после ящика водки

– Ты же, кстати, лично знаком с Путиным.

– Мы пару раз встречались с ним, когда он был замом Собчака. А потом он дважды посещал наш музей, и я его сопровождал, показывал экспонаты. Не более того. Сказать, что мы хорошо знакомы, все-таки нельзя…

– А в целом ты совсем оторван от русской жизни.

– Нет, почему же? У меня на днях был день рождения, так я его отмечал на Брайтон-Бич, в ресторане «Одесса». В зале был и хозяин заведения, он недавно вышел из тюрьмы: отсидел 14 лет – разбавлял бензин водой. Это было громкое дело, пресса писала, что наконец-то пойман крестный отец русской мафии в Нью-Йорке…

Ну разве будет человек без корней гулять на Брайтон-Бич? Который называют маленькой Одессой? Видишь, я все-таки русский…

А.К. + И.С.

Однажды весенней ночью, часа так в три, мне позвонил скульптор Рукавишников и предложил слетать в Сирию, по делу, срочно – на открытие памятника апостолу Павлу. Я, разумеется, согласился. Мы полетели, но об этом чуть позже. Пока же о ночном звонке. Я его на самом деле ждал и спал так вполглаза. Дождавшись, помчался к храму Христа Спасителя – туда в ту ночь с какого-то из подмосковных литейных заводов привезли на трейлере бронзовую фигуру Александра II и установили на постамент. Бронзовый царь повернулся спиной к Кремлю, к стенам которого его и близко не подпустили (разрешение поставить памятник у Кутафьей было в последний момент отозвано), лицом к храму Христа Спасителя, который, вообще говоря, тоже памятник. И тот и другой были уничтожены русскими людьми, типа время было такое и никто не виноват. Вообще странно, что уцелел Кремль, – по логике сперва революционных, а потом и более поздних событий, ему тоже была прямая дорога в небытие. От идеи бассейна на месте храма не так далеко до моря, которое, как планировали, залило б Москву. Тотальное уничтожение памятников – это был бы громкий совместный проект русских и немецких пролетариев, симбиоз коммунистов, фашистов и прочей сволочи.

В общем, настал день, и мы полетели в Дамаск. Я думал, как-то камерно все пройдет, но выяснилось, что в самолете нет никого, кто летел не на открытие памятника, а по каким-то другим делам. Включая пилотов и стюардесс – они, припарковав аэроплан на платной стоянке в аэропорту, переоделись в штатское и все четыре дня ездили с нами по городу и окрестностям. Публика была весьма пестрая: московские сирийцы, большая группа русских батюшек, православные компьютерщики, миряне без ряс, но все ж при бородах и животах, наши военные в форме и без, солнцевские и команда репортеров в белых штанах. Целая делегация! Все они, ну, кроме журналистов и летчиков, участвовали в сборе денег на этот памятник, собрали их и теперь вот полетели на событие, которое было для них большим праздником. Правда, пресса отнеслась к событию довольно хладнокровно и осветила его после равнодушными дежурными фразами в десятке газет. В самом деле, если б репортеры по каждому поводу принимались переживать, вместо газетных репортажей на первых полосах газет стояли б мыльные оперы, полные рыданий.

Какова же Сирия, если окинуть ее быстрым поверхностным взглядом? Там в ходу такая небрежная, кавказская, или, если взять шире, восточная, стилистика. Она везде, во всем. Вот асфальт, плавно переходящий в дикую почву, типовые железобетонные дома с недорогим дизайном, минимум архитектурных излишеств, легкий налет пыли на всем, бедные базарчики и ларьки тут и там, ржавые иномарки, обилие смуглых лиц как бы кавказской национальности, шумные дети, которые не умеют себя вести, – словом, в Сирии себя чувствуешь почти как дома, в русской провинции.

А храмы там другие. Мы немало их там повидали, в силу особенностей делегации. Первое, что бросается в глаза, – богатые люстры, полные периферийного советского шика. А еще там крашеные половой краской скамейки. И пюпитры, на которые можно опереться. Кругом сирийские батюшки и монахи с монахинями, у которых такие черные глубокие глаза, что сразу ясно – этим людям куда трудней держать себя в руках, чем их северным коллегам…

Что касается апостола Павла, так он для Сирии очень неслучайный персонаж. Он вообще из местных. (Здешние патриоты и самого Христа считают своим, а никаким не евреем, еще чего.) Он родился тут, жил, трудился фарисеем. Его иногда называют иудейским инквизитором – до того он увлеченно и жестоко искоренял христианство. Звали его сперва, как все помнят, Савлом. Так вот однажды Савл – освежим в памяти общеизвестные сведения – прибыл в Дамаск во главе иудейской карательной экспедиции против христиан. Считается, что это произошло в 40-м году от Рождества Христова. Каратели планировали, в частности, казнить здешнего епископа Анания. Но тут Савлу явился Господь, и все переменилось: Савл ушел в диссиденты – принял крещение, стал называться Павлом и начал проповедовать. В частности, он первый занялся обращением в христианство язычников, в чем преуспел. Именно он придумал термин «христиане». В числе множества заслуг Павла – авторство весьма убедительных и известных по Евангелию посланий. Примечательно, что Павел – единственный из апостолов, который не был учеником Иисуса Христа и даже не был с ним лично знаком. Напомним, что Павла, как это нередко случалось с первыми христианами, воинствующие язычники кинули львам, но те отказались рвать апостола. Однако приговор все же был приведен в исполнение, пусть и другим способом: Павла обезглавили.

У Сирии, как известно, богатая история, а история военная – в особенности. Именно на сирийской земле имел место первый в мире официально зарегистрированный конфликт с человеческими жертвами: сириец Каин убил своего брата Авеля. О военных событиях более поздних напоминает инсталляция, слегка похожая на нашу Бородинскую панораму – она устроена под памятником неизвестному сирийскому солдату. Патриотическая тема там раскрыта с размахом и весьма амбициозно. Одна витрина посвящена военнослужащим римской армии, которая, если верить сопроводительной надписи, в 636 году нашей эры серьезно пострадала от рук сирийцев. Следующая экспозиция отсылает нас в 1187 год, в котором местные побили крестоносцев. Последние бежали с поля боя, роняя мечи и топоры, – они в художественном беспорядке раскиданы под полотном. Позже, в 1920-м, тут били французов, крах которых красочно отражен сирийскими баталистами. Про 1973 год напоминает живописное полотно, на котором сирийцы с «калашами» крошат израильских евреев. Последние по примеру крестоносцев бросают оружие – только уже не топоры, а автоматы «узи». Таким манером достигается эффект единства экспозиции, описывающей всю военную историю страны. Жаль только, что три самых известных в мире конфликта с участием сирийских вооруженных сил не нашли отражения в этой композиции: убийство Авеля Каином, захват Израилем Голанских высот, прежде принадлежавших Сирии, и пребывание сирийского ограниченного контингента в Ливане, которое длилось до этого года. Так вот ливанские христиане мне в свое время жаловались на сирийских военных, которые неважно показали себя во время гражданской войны. Они безучастно смотрели на исламских мотоциклистов, которые разъезжали по городу с отрезанными христианскими головами, насаженными на пики. С этими рокерами разобрались израильские танкисты, которые тогда вошли в Ливан. Но это все в прошлом и к делу не относится…