Елена Токарева - Иероглиф

Когда мы уже почти выходили из туалета, Илона прижала мою руку к своей груди и произнесла, глядя мне в глаза:

– Посмотри, какое у меня тело! Такое редко у кого встретишь. Разве меня смогут отсеять с таким-то телом?

Затем она стянула с себя эластичную майку и показала мне свою роскошную грудь. Без лифчика. Правда, такой груди я больше ни у кого не видала. Она, эта ее грудь, произвела на меня глубокое сексуальное впечатление. Я ее хотела. У Илоны вообще было идеальное тело. Абсолютно гладкое, золотистое. Этот здоровый хряк Сципион не зря вцепился своими зубищами в этот золотистый кусок. И Ливеншталь, судя по всему, тоже запал на Илону. Мне положительно не следовало появляться нигде рядом с ней. Я проигрывала. Илона искоса смотрела, какое сексуальное впечатление она произвела на меня. Я мгновенно зашторилась, опустила глаза.

– Ну, как ты думаешь, я пройду туда? – спросила она и уставилась на меня своими бесстыжими глазищами.

Я что-то промямлила в ответ. Хотя была уверена, что Илона с ее напором пройдет даже сквозь стену.

Вернувшись домой в одиночестве, я легла спать. Однако ночью раздался страшный грохот, и я проснулась. Я пошла по квартире – искать причину столь ужасающего звука. И вышла в гостиную – мною двигало одно подозрение. В гостиной на стене много лет ненадежно висела большая картина, изображавшая дикого быка, которого охотники подвесили за задние ноги. Сами охотники красовались тут же, на картине, чванясь своими мускулами. Каждый держал одну руку на гульфике, а другой сжимал холодное оружие – нож. Картина висела над плюшевым диваном, и мама всегда запрещала мне садиться под нею. Это была такая домашняя гильотина.

Войдя в гостиную, я обнаружила, что картина валяется на полу вместе с единственным шурупом, на котором она держалась, а также кусочком обоев. Падая, она выскочила из рамы.

Я нагнулась над ней. Рама местами была повреждена. А позади старого холста обнаружилась черная подкладка, небольшой участок которой был надорван во время падения. И оттуда, из темной глубины, выглядывал уголок белого листа. Я потянула за уголок и вынула файл, в котором лежали три листа плотной казенной бумаги с надписями «Сертификат». Три сертификата. Каждый из них удостоверял право какой-то фирмы на аренду участка земли, расположенной в пойме залива. К сертификатам прилагалась калька с вычерченной картой. Это была земля, на которой сейчас стоял Чайна-таун с его аэропортом, с его небоскребами. Тот самый недоступный объект, о котором мы все мечтали.

Я поводила рукой по подкладке и обнаружила в ней еще что-то небольшое. На этот раз я выудила рукой лазерный диск.

С меня было достаточно открытий. Они меня не на шутку испугали. Я задницей чувствовала, что моя жизнь с этими находками опять повисла на волоске. Я запихнула файл с бумагами и диск в стенной шкаф в туалете, на третью полку. И хотела снова пойти спать. Но потом поняла, что не смогу. Я пошла в туалет, встала на унитазный бачок и достала с верхней полки лазерный диск. В своей комнате я включила ноутбук и вставила диск. Раздался тихий свист. Появился значок вставного устройства. Я кликнула два раза, и диск открылся. На нем было записано трехмерное изображение Чайна-тауна. Но не настоящего, а макета. Четыре небоскреба подпирали небо. Их стены были как бы прозрачны для меня. Внутри каждого из небоскребов ходили лифты. Похоже было, что это компьютерная игра. Я кликнула в левый уголок, и оттуда вдруг выбежал маленький человечек с чемоданчиком и понесся прямо к первому небоскребу. Он вошел в лифт и стал подниматься в нем. Лифт остановился, человечек вышел и побежал по коридору. Он добежал до двери какого-то помещения и вошел туда. Дверь захлопнулась. Потом человечек вышел, потирая руки. Руки его были пустые: чемоданчика больше не было. Затем человечек снова оказался в лифте и снова поехал вверх. На этот раз он доехал лишь до середины и опять вышел и пошел по коридору, всматриваясь в номера комнат. Вот он остановился, сверил номер комнаты с какой-то платой, вошел. Опять дверь закрылась. Обратно он вышел без чемоданчика.

Этот маневр человечек проделывал раз двадцать. Он заходил и в другие небоскребы.

Игра была однообразна. Я пыталась водить мышкой туда-сюда, но человечек действовал по своей программе и на мои попытки помешать ему делать свое дело не реагировал. Наконец я догадалась: игрой надо управлять с пульта. Но пульта у меня не было. Смысла беготни с чемоданчиками по небоскребам я также понять не могла. Похоже, человечек что-то запрятывал. Но орудовал он как-то примитивно.

Измучившись, я все-таки пошла спать, задвинув картину в самый темный угол комнаты, за штору. Сон был ужасен. Мне снилось, что я голая бегаю по берегу моря, вдоль Чайна-тауна, а город горит и взрывается. Я ищу выход, но стена высока, и я все подпрыгиваю около нее, и мне там страшно…

В детстве я больше всего любила рассматривать свое тело и старый ботанический атлас. Мое тело было ареной борьбы добра со злом. Поначалу тощее и бледное, безо всякого намека на женский соблазн линии, постепенно оно наливалось в разных, положенных ему местах и становилось похожим на тело девушки-лотоса. На плоской груди набухли соски, потом округлилась грудь, руки стали плавными…

В ботаническом атласе я и находила подсказку всему тому, что происходит на самом деле. Как жизнь превращается в любовь, а потом в смерть. На примере яблока. Дальше него мне не хотелось идти за смертью. А то, как мертвая куколка превращается сначала в червячка, а потом в бабочку, я считала настоящим чудом. Я десятки раз смотрела картинки, где было сфотографировано это превращение, и не могла понять, как здесь обошлось без божественного промысла. Физика и химия тут играют второстепенную роль. Кто-то же вдыхает в бабочку душу! Ну да, комар ведь тоже летает, однако никто его не любит.

Значит, повторяю все сначала: наступает торжественный момент, когда из мертвой маленькой мумии рождается червячок, и он превращается в бабочку. У бабочки есть душа. Но сама по себе бабочка тоже ничего не стоит со своей душой. Бабочка приобретает ценность, только если существуют ценители ее красоты. Вот так все становится на места. Картина мира складывается.

Вопреки заблуждениям ученого мира, у бабочки есть душа, и она жаждет любви. Каждым своим движением она производит красоту. Хотя, говорят, она и живет один день, но мне трудно в это поверить, поскольку погожим летним утром бабочка всегда на своем посту – она порхает и веселит душу. Легкие взмахи ее крыльев притягивают взоры, отвлекая от тяжелых дум и грешной земли. Мало кто пройдет мимо, хоть один раз не взглянув на божественную игру природы, на бабочку. Разве только тот долдон, что считает бабочек вредителями полей и огородов.