Олег Рой - Улыбка черного кота

Они помолчали. А потом Пономарев, подцепив вилкой перламутрово поблескивающий ломтик красной рыбы с блюда, укоризненным голосом произнес:

– Она ведь так много для тебя сделала!..

Антон прерывисто вздохнул, услышав в словах друга знакомый мотив. Аргументы Сергея были примерно те же, что и у Светланы. И все-таки уверенность Пономарева в своей правоте обезоружила Антона. Он доверял старому и лучшему другу. Кому же еще ему оставалось верить?! У него, Антона, наступили тяжелые времена, и слава богу, что такой друг у него есть.

Сергей тоже был доволен состоявшейся встречей; ему казалось, что во время разговора ему легко удалось не только отвести от себя возможные подозрения Антона, но и помочь Светлане остаться в глазах мужа более порядочной, нежели она была на самом деле. Однако вскоре выяснилось, что радость Сергея была преждевременна: уже через пару месяцев Светлане надоела подпольная жизнь. И она стала настаивать на том, чтобы признаться во всем Антону. Уйти от него, открыто жить с Сергеем… Ей было важно наконец-то вырваться из этого порочного круга. Ведь она, по ее собственному признанию, никогда не любила мужа; ее толкало к нему сначала одиночество, потом – чувство долга и жалости, ощущение безвыходности положения. Но теперь, когда она опять сошлась с человеком, которого любит, она больше никогда не сможет спать с законным мужем. Их ничего не связывает, и для нее пытка – находиться в этом доме. А что касается Костика, объясняла она Сергею, то она не станет обременять любимого чужим ребенком: малыш вполне может обойтись и без нее. Антон такой отец, что заменит любую мать.

Но в своих планах, похоже, молодая женщина просчиталась. Сергей был категорически против афиширования их любовных отношений. Он внушил Светлане, что, если уж ей так невыносимо в доме мужа, она может на время уйти жить к матери. Подождать немного, оглядеться, приучить всех знакомых – и Антона в первую очередь – к мысли о том, что их окончательный разрыв предрешен и неминуем… И только потом, попробовав жить по-новому, можно принимать какие-то окончательные решения.

Сергей, пожалуй, был единственным человеком, имевшим на Светлану абсолютное влияние, а потому спорить с ним она не решилась и в результате сделала так, как он просил. Антона ничуть не удивило ее решение об уходе – он был подготовлен к нему всеми предыдущими годами их брака. Он был внутренне готов к разрыву, и единственное, на чем собирался настаивать, – это то, что сын останется жить с ним. Костика он ей не отдаст! И, несмотря на то, что Антон давно не питал никаких иллюзий по поводу материнских инстинктов жены, даже для него стало неожиданностью то, как легко она согласилась на такое условие.

Было решено, что развод они оформят позднее, по первой же просьбе Светланы. Ее уход не вызвал в доме ни душевного напряжения, ни слез, ни скандалов – она просто собрала вещи и тихо исчезла, – и, может быть, именно поэтому Костик даже не заметил, что отсутствие матери из эпизодического стало постоянным. В квартире воцарились тишина, порядок, уют. Антон нашел женщину, которая согласилась присматривать за Костиком, брать его из детского сада, кормить ужином и укладывать спать в те дни, когда он будет задерживаться на работе. Это была одна из подруг покойной матери Антона, хорошо знакомая ему с детства. И он мог рассчитывать на нее как на своего, верного ему человека.

В редкие свободные для Антона вечера отец с сыном что-то мастерили, рисовали, читали вместе. Иногда бывало и так, что Антон занимался своими расчетами, с головой погружаясь в них, а Костик, примостившись рядом с отцовским столом на ковре, играл самостоятельно, строил из кубиков дома и гаражи, раскрашивал картинки. Им было хорошо вместе, и Антон никогда не уставал от общения с сыном. Внимательно следя за его развитием, он радовался неуемной детской фантазии Костика, его способностям и изобретательности. И, вспоминая Светлану, неизменно изумлялся про себя, как она смогла согласиться на расставание с ним, как смогла бросить такого умного и трогательного ребенка.

Выходные Антон по-прежнему любил проводить у Лаптевых. Костик и Настя привязались друг к другу, как брат с сестрой. Когда они бывали вместе, взрослым не приходилось заботиться о том, как бы развлечь или занять ребят. И Антон с Иваном Петровичем могли спокойно уделить время своим научным делам.

После гибели сына и невестки вся жизнь Ивана Петровича была посвящена воспитанию внучки и любимой работе, в которой старый ученый находил забвение. Внешне со своими сотрудниками профессор Лаптев держался спокойно, сдержанно, как и прежде; он был настоящим интеллигентом, человеком, который не привык навязывать свои чувства окружающим и не любит обременять их своими горестями. Но Антон имел возможность наблюдать его в домашней обстановке, когда Лаптев позволял себе немного расслабиться и выглядеть таким, каков он есть на самом деле. А потому Антон не мог не заметить, как после малейших физических усилий лоб старика покрывала испарина… Он настоял, чтобы Иван Петрович занялся своим здоровьем, прошел полное обследование. Профессора положили в академическую клинику и очень скоро объявили приговор: уже успевший стать запущенным диабет. Понятно было, что таким образом на Лаптеве сказались стресс, горе, загнанное внутрь.

Иван Петрович еще больше ограничил хождение на работу. Мало-помалу он, кажется, совсем потерял интерес к исследованиям, к лабораторным экспериментам. Он постоянно что-то писал, куда-то звонил, но при этом, вопреки давним привычкам, не показывал своему молодому другу новых записей и не спрашивал его совета. С Антоном они обсуждали теперь главным образом общую стратегию развития их совместного научного направления. А вскоре профессор и вовсе перешел на должность внештатного консультанта и стал появляться в институте совсем редко.

Однажды в конце недели, теплым апрельским вечером, Антон решил, как обычно, проведать своего учителя. Он позвонил, предупредил о приезде. Голос Ивана Петровича ему не понравился – он был слаб как никогда, и Антон поторопился пораньше закончить свои дела. Зашел за Костиком в детский сад, по дороге накупил всякой диетической еды и вскоре уже стоял на пороге такой знакомой ему квартиры на Ленинском проспекте.

Иван Петрович улыбался в окладистую бороду, глаза его поблескивали из-под очков, как прежде, голос звучал молодо и весело. И Антон обрадовался: ну конечно, он ошибся, ему просто показалось, что профессор слаб и болен… Конечно, болезнь его дает о себе знать, но все-таки она, наверное, не так страшна, как ему думалось раньше. Живут же люди с диабетом довольно долго – годами, десятилетиями…