Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

Когда молодожены, наконец, приехали, Эмма с ходу выяснила, что жениха зовут Билл, и объявила, что для такого случая у нее есть специальная песня. Миссис Келли села к роялю и запела: «Наш забияка Билл теперь солидный Вильям… женатым человеком стал… посуду моет и полы он оттирает шваброй…» Песенку встретили веселым смехом, гости и молодожены пустились в пляс; не танцевали только мальчишки – они выскользнули из зала и подложили под капот двигателя бутылку шампанского, предвкушая, с каким грохотом она взорвется, когда Билл разогреет мотор.

Отыграв без перерыва до половины седьмого, Эмма встала, и мы, сев в машину, поехали обратно в Стейтсборо. Если женщина и устала, то не показывала вида. Она не только не проявляла никаких признаков сонливости, но широко улыбалась.

– Кто-то однажды написал, что господь Бог держит музыкантов за плечо, – сказала она, – и я думаю, что это правда. Ты можешь с помощью музыки сделать счастливым любого человека, но и сам бываешь не менее счастлив. Благодаря искусству я не знаю, что такое одиночество и подавленное настроение.

Когда я еще была девчонкой, то по ночам прятала под одеялом приемник и слушала его до утра. Так я и выучила великое множество песен. Только поэтому я узнала Джонни Мерсера. Мы познакомились по телефону двадцать лет назад. Я тогда играла на званом обеде, и один молодой человек все время просил, чтобы я играла мелодии Мерсера. Парень был очень удивлен тем, что я знала их все. Более того, я сыграла такие, о которых он и не слыхивал. Это его и вовсе поразило, и он сказал: «Я – племянник Джонни Мерсера и очень хочу, чтобы вы с ним познакомились. Давайте позвоним ему прямо сейчас». И что вы думаете, он позвонил дяде в Бел-Эр в Калифорнию и сообщил, что встретил тут одну леди, которая знает любую песню, написанную Джонни. Потом племянник передал мне трубку, и Мерсер, даже не сказав «хэлло», потребовал, чтобы я спела первые восемь строчек песни «Если бы ты была мной». Это не слишком известная песня, но Джонни она, очевидно, была чем-то дорога, и я, не колеблясь, спела, С этой минуты мы стали друзьями.

Между тем солнце клонилось к закату.

– Мне кажется, что слова так же важны в песне, как и музыка, – продолжала Эмма. – Нам с Джонни очень нравилось сравнивать наши любимые фразы. Вот, например, очень лиричные строки: «… И слишком дорого, чтобы его терять, но слишком сладко, чтобы длиться вечно» из песни «Пока мы молоды» и строчка из «Пригоршни звезд»: «О! Что за несказанность эфир ночной колеблет».

Лирика самого Джонни – это лучшее, что я знаю. Трудно придумать что-нибудь более красивое, чем: «Легко ступает по земле, и ветерок горячий остужает, и золотит листву, дерев зеленых рукой касаясь, осень…» Это же настоящая поэзия. А вот еще: «Пестрые змеи дней и ночей, над миром обновленным, под синим куполом небес…»

Петь Эмма начала только под напористым нажимом Джонни Мерсера. До встречи с ним она только играла а фортепьяно, но Джонни постоянно твердил: «Тебе надо петь, пой!» Но она боялась начать, говорила, что у нее небольшой диапазон голоса, что она не сможет вытягивать высокие ноты. Но Джонни не отставал: «Это не страшно, – говорил он. – Ты просто пой тихо. Не надо брать каждую ноту. Пой как можно ниже и пропускай некоторые ноты, иногда можешь даже сжульничать. Если ты не в состоянии взять ноту или не знаешь, как это сделать, пропусти ее».

Он показал Эмме, как поменять клавиши вместо того, чтобы брать более высокую октаву во втором варианте «Люблю Париж». Он даже помог ей схитрить со своими собственными песнями. Например, у нее были большие трудности со строчкой: «Хочу быть рядом, чтоб собрать осколки сердца твоего, разбитого другим». Эмма никак не могла взять низкую ноту на втором слоге слова «разбитого». Тогда Мерсер пояснил, что можно спеть три слога на одной ноте.

Однако, миссис Келли все же сомневалась, стоит ли ей петь. Но однажды, когда она уже получила ангажемент в «Кволити», на одном из концертов Эмма обнаружила рядом с роялем микрофон и звукоусилительную установку, готовую к работе.

– Смотри-ка, – сказал тогда Мерсер, – здесь даже микрофон есть. Никуда не денешься, придется петь.

И она запела. Только много лет спустя Эмма узнала, что все это подстроил Мерсер, заплатив за микрофон и усилители.

Она помнила, как играла на фортепьяно для простых людей и важных шишек, для трех президентов, двадцати губернаторов и бесчисленного количества мэров. Она играла в четыре руки с Томми Дорси и аккомпанировала Роберу Гулету. Но она совершенно точно помнила тот день, когда игра на пианино стала для нее необходимостью. Это произошло одним воскресным утром, когда ее младший сын, расстроенный размолвкой со своей подружкой, подвез Эмму с мужем к церкви и, заехав в ближайший лес, упер ружье прикладом в пол машины, приставил дуло к груди и выстрелил. Упав, мальчик всем телом навалился на руль и надавил на клаксон. Кто-то услышал несмолкаемый рев и прибежал на звук. Сын потерял легкое, но жизнь ему удалось спасти, что обошлось в сорок тысяч долларов. Для оплаты счета Эмме пришлось работать день и ночь. Близость трагедии только еще больше воспламенила ее веру.

– Что было бы, пройди пуля на долю дюйма левее или правее? Что, если б он не упал грудью на клаксон? Должно быть, его охранял Господь, – рассказывала Эмма. – Я должна была поверить в Бога только из-за одного этого случая.

После того, как все долги по счетам были оплачены, Эмма все равно не могла остановиться и продолжала свои ночные выступления – это стало ее жизнью.

В половине восьмого мы приехали в Стейтсборо. Перед тем как возвращаться домой, Эмма завернула к дому своей девяностолетней тетушки. Старушка открыла нам дверь в ночной рубашке и чепце – она не спала, слушала трансляцию службы из баптистской церкви. Эмма на несколько минут прошла в дом, уложила Аннализу в постель и только после этого, через двенадцать часов после начала трудового дня, миссис Келли отправилась домой.

– В способности играть есть еще одна замечательная вещь, – сказала Эмма на прощание. – Об этом мне говорил еще Джонни Мерсер: «Когда играешь песню, люди вспоминают то время, когда были влюблены. И в этом сила музыки».

Если брать в расчет только посещаемость, то бар «У Эммы» бил все мыслимые рекорды успеха, но финансовые дела заведения шли не Бог весть, как удачно. В< > первых, по инициативе Джо посетителям бесплатно подавали напитки. Кроме того, кредиторы Джо полагали, что бар – это отличный способ изъять у Одома хотя бы часть денег, которые он задолжал. Эти люди приходили в бар, пили и ели, а потом уходили, не расплатившись. Но даже, принимая все это во внимание, дела «У Эммы» должны были бы идти гораздо лучше. Джо решил спросить совета у Дарлин Пул, которая досконально знала все, что относится к ведению дел в питейных заведениях.