Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

Они оба посмотрели на гавриловский палец.

– В командировке ты пропадаешь почти месяц. Это два! – главный разогнул второй палец. – Я не знаю, на какие деньги ты столько путешествовал, меня это не касается, это ты еще будешь с бухгалтерией разбираться. Но… Мы тебя, между прочим, почти что объявили во всероссийский розыск. Корреспондент пропал, шутка ли… Это три, между прочим!

Третий палец, впрочем, так и не появился. Вместо этого Гаврилов убрал руку, тяжело вздохнул, достал из ящика стола платок в голубую клетку и шумно вытер массивный лоб и бритую, монументальную голову.

Саша сидел напротив, терпеливо дожидаясь продолжения.

– Ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь, – снова начал Гаврилов. – Только поставь себя на мое место. Сначала ты пропадаешь, а теперь появляешься спустя месяц и рассказываешь мне про аварию вертолета, которая нигде, кстати, не зафиксирована. Почему, спрашивается?

Саша пожал плечами.

– Вот и я не знаю, – продолжил главный. – Все аварии транспортных судов фиксируются, а эта, видишь ли, не зафиксирована. Чудеса? Потом… Ты рассказываешь мне про некий Ващерский край, где ты якобы скитался. А где он? Почему его нет на карте? Что за чудеса в решете там происходят, как ты про них рассказываешь? Где он, этот Ващерский край, в конце концов?

Саша снова пожал плечами. На этот раз такой ответ Гаврилова не устроил. Главный сердито защелкал мышью компьютера, выводя на экран из Интернета карту севера.

– Вот, смотри сам! Тут все есть. Мурманск есть?

– Есть.

– Река Онега есть?

– Есть.

– Море Лаптевых есть?

– Есть.

– Полярный Урал есть?

– Есть.

– Даже этот, как его, Ханты-углой-сарнай! Прости Господи… чего только на белом свете не бывает… Есть?

Саша опять подтвердил.

– Правильно! Все есть! – напирал Гаврилов. –

А где, спрашивается, Ващерской край? Где город Острожин? Куда все это подевалось?! Вот же карта, перед твоими глазами!

– А может, она не полная, – предположил Саша.

Гаврилов крякнул и презрительно выпятил губы.

– Знаешь, Саша, я к тебе очень хорошо отношусь… – угрожающе повторил он.

По его тону было понятно, что любое хорошее отношение имеет свои пределы, а дальше оно таковым быть перестает. Дальше начинаются далеко заходящие административные выводы, и им уже никто не обрадуется. Так что лучше до этого ужаса не доводить, намекали интонации главного редактора, а покаяться, свесить повинную голову ниже плеч, признать свое ярко выраженное разгильдяйство и смиренно спросить дядю Гаврилова – что же делать? Потому что повинную голову – меч не сечет, за повинную голову отдувается всего лишь задница. Таким образом, он, добрый дядя Гаврилов, придумает что-нибудь не слишком строгое. Относится-то неплохо. В общем и целом…

Саша вдруг подумал, что прежний журналист Александр Кукоров, он же обозреватель Саша Кукарекин, уже давно бы все понял правильно. Понял, покаялся и, глядишь, заслужил бы прощение с испытательным сроком. В конце концов главный действительно не был злым. Во многом он относился к сотрудникам редакции как к собственным детям, которых хоть и наказывают, но в порядке воспитания, а не до летального исхода. Вопрос только в том, насколько Саше самому хочется оставаться птенцом гнезда Гаврилова при стабильном окладе жалования. Пожалуй, не хочется… С души воротит, как говорил Иннокентий…

Вот в этом-то все и дело. Он был в этой странной Ващере, которой нет на интернет-карте. И она изменила его. Пока Саша не вернулся в Москву, он сам не понимал, насколько она его изменила. Расставила приоритеты, как опять-таки говорил Иннокентий… Пожалуй, так…

– Геннадий Петрович…

– Чего?

– В отделе проверки, я видел, есть старые карты тридцать четвертого года выпуска. Может, на них посмотрим?

– Да что там смотреть, – проворчал Гаврилов. Тем не менее, он снял телефонную трубку: – Таня? Гаврилов говорит! Принеси мне карту страны за 1934 год. Из отдела проверки, откуда же еще. Да, нашей страны, нашей! Не нужен нам берег турецкий, клали мы на него… И живенько!

Большая, желтая, лохматящаяся по краям карта была принесена секретаршей и разложена на столе. Они оба склонились над ней.

– Так вот же, Геннадий Петрович! Вот – Ващерский край! Вот – город Острожин! Вот они, пожалуйста!

– Так… – Гаврилов озадаченно крякнул, посмотрел на экран компьютера, потом снова на карту 34-го года. Взялся за клетчатый платок и тщательно вытер бритую макушку. – Так…

– Я же говорю, что я там был!

– Так-так… Подожди, Кукоров, не суетись под клиентом поперед батьки… Что же это получается?

– Как всегда получается. Забыли, наверное, кусок страны, когда печатали новые карты, – предположил Саша. – Их же в начале девяностых печатали, а тогда могли маму родную забыть. Полезных ископаемых в Ващере нет, заводов – нет, приватизировать нечего, да и населения-то всего несколько тысяч человек. Свободно могли забыть.

– А электорат? – удивлялся Гаврилов – Электорат тоже забыли? Голоса избирателей, как можно?

– А – по фигу!

– Так-так… – пыхтел главный. – По фигу – это понятно, это бывает, сплошь и рядом бывает… Подожди, подожди, дай сообразить… Слушай, это же сенсация!

– Какая там сенсация? Распиздяйство обычное! – определил Саша.

– Подожди, подожди… Не суетись… Это – само собой… Слушай, вот что: садись и пиши заметку, – на глазах зажигался главный. – Значит, так: кусок страны исчез с карты России. Так?! А почему исчез? Продали, конечно… Так?! А кто продал… Абрамович с Чубайсом, кто же еще! Значит, так и пиши – Абрамович с Чубайсом торгуют Родиной! По данным нашего источника, из Ващерского края, стертого теперь с лица карты России, пиши, новый кусок нашей северной территории продан американцам! Эта сделка состоялась… допустим, в Лондоне! Посредником выступил небезызвестный всем Борис Абрамович Березовский… Только аккуратно пиши, чтобы в суд не могли подать… Значит, источник! Сам придумаешь какой-нибудь… Сделка века! Чтоб от одной цифры дрожь пробирала… Аляска – отдыхает! Не мне тебя учить… На обложку выставим!

Гаврилов уже окончательно загорелся новой сенсацией. Блестел глазами, раскраснелся мясистым лицом и беспрестанно промокал платком потеющий лоб. Какая-то у него болезнь, что-то с обменом веществ, потому и потеет так сильно, знал Саша.

Несчастный, в сущности, человек… Немолодой, неумный, не талантливый и нездоровый. Сплошные «не», если разобраться.

Когда-то в молодости Гаврилов был врачом-педиатром в интернате для сирот, лечил детишек. Потом его понесло в журналистику, попал на подхват к политикам, так и вынесло его почти на самый верх власти. Но не донесло, помощником президента по каким-нибудь второстепенным вопросам он так и не стал. Теперь Гаврилов регулярно, раз в два-три месяца, запивал на пару недель, потом, до следующего запоя, лечил свой обмен веществ. Написал три романа, опубликовал их за свой счет – бредятина редкостная до изумления, никто из сотрудников больше десяти страниц не осилил, хотя честно пытались под нажимом сверху.