Марта Кетро - Мартовские коты. Сборник

С собакой ничего не сделалось, ни прыщей, ни кариеса, а со мной случился приступ отвращения к шоколаду примерно на год – мне все казалось, что какой-нибудь безвинный, в обертке «Кофе с молоком» или «Бабаевский», тонко и почти незаметно попахивает собачьим дерьмом. А ковер мы выкинули.

История вторая. Как Джуба был дрессированным

У Джубы выросли новые зубы взамен молочных, он любил помойки, драться, плавать в реке и мыть лапы в ванной. Самым невинным его развлечением в ту пору было размотать все рулоны туалетной бумаги по всей квартире. Однажды он разбил все горшки с цветами, утоптал землю от комнат до входной двери, а цветы съел без остатка. Однажды они с котом (то, что кот во всем этом участвовал, больше не вызывало у нас никаких сомнений) повалили набок мешок муки, прогрызли его, всласть в ней навалялись и встретили нас белыми привиденческими боками – видимо, у них был Хэллоуин.

И мы решили пройти с ним курс дрессировки. Утром я отвозила дочь в школу, брала собаку и ехала в старинный парк на другой конец города, где на заснеженной волейбольной площадке нас поджидал дрессировщик Паша. Он вооружал меня прутиком, который я должна была издалека показывать собаке и делать угрожающее лицо. Джу-ба при виде прутика обижался и, хоть и выполнял команды, потом со мной не разговаривал. Команды были такие: «рядом!», «ко мне!», «зубы!», а еще «лежать», «стоять», «место» и «время». Про «время» я шучу. Еще «фу». Дрессировщик дрессировал меня орать командным голосом, не прибавляя при этом ругательных слов.

Через месяц показывания прутика и крика «Ко мне!» Джуба исправно приваливался к моей левой ноге, потому что был страшно ленив и предпочитал сидеть развалившись, а стоять – приваливаясь. На команду «зубы» он покорно закрывал глаза, а я поднимала ему верхнюю губу, демонстрируя воображаемым судьям отличные белые клыки и правильный прикус. Потом я подносила ему к носу вкусно пахнущий кусочек колбасы и говорила «фу!». Собака отчаянно зажмуривалась и отворачивалась, всем своим видом говоря: «Зачем ты меня так мучаешь?».

Когда мы всей семьей собирались на кухне, Джуба бочком крался со своей подстилки в прихожей, незаметно, как ему казалось, подползал к кухонному порогу и как бы невзначай небрежно выносил туда одну лапу. На лапу клалась задумчивая морда. За мордой подтягивалось все туловище. Потом он, как пловец в замедленной съемке, выбрасывал вперед другую лапу. Морда с тяжелым томным вздохом перекладывалась уже на нее. Туловище, соответственно, опять подтягивалось. Еще метр, и он мог бы подползти к вожделенному обеденному столу. Как ему казалось, этого никто бы не заметил. На всякий случай он притворялся крепко спящим.

А там уже наступила бы собачья лафа: непременно кто-то что-то уронил бы прямо ему на нос. Наша дочка Машка целенаправленно проносила бы все мимо рта. К тому же там был наш надменный кот, ему было разрешено сидеть на стуле. Налицо (на морду) была дискриминация по виду. Джуба поднимал брови, открывал на мгновение один глаз и зорко окидывал взглядом все семейство: заметили ли? Нет, не заметили. Мы старательно отворачивались. Он полз дальше, шумно вздыхая от волнения. Лапа-морда-туловище. Лапа-морда-туловище. Еще немного. Тут я «замечала».

– Джуба! – вскрикивала я удивленно. – Ты почему сюда пришел?!

– Э... – мгновенно «просыпаясь» и проворно убирая лапы с запретной территории, изумлялся Джуба. – Я? Где? Куда?

– Вон из кухни!!! – бушевала я. И грозно прибавляла: – А где у Джубы место?! Место!

Перестав притворяться, он нехотя вставал, поворачивался к нам задницей и плелся на подстилку. Там он рушился на пол, как вязанка дров. Завершалось все это шумным укоризненным вздохом. Кот сидел с видом «А я вам говорил!».

Больше особой пользы от дрессировки не было, кроме побочного эффекта: когда в тот дрессировочный месяц я расправляла дочке постель и стелила простыню, то машинально орала – «Лежать!!!» Дочка от испуга галопом прибегала и навзничь бросалась в расправленную кровать, а собака неслышно давилась от смеха за шкафом.

История третья. Как Джуба охранял дом

Мы уехали на целое лето на дачу, взяв с собой кота и собаку. Дача была в глухом красивом месте, в горах. А рядом была деревня с пьяными мужиками. Мужики по ночам ходили мимо окон и пели песни. Кот бегал от окна к окну и глухо рычал, и шерсть у него на загривке стояла дыбом.

А я с тремя детьми сидела в это время на кровати, боялась и шепотом говорила: «Джуба, миленький, Джуба, вставай!!!». Наша дверь закрывалась всего лишь на алюминиевую вилку.

Но Джуба не слышал. Он спал на отдельном диванчике, кверху пузом, покойно сложив лапы на могучей груди, и громогласно храпел, заглушая и мой отчаянный шепот, и пьяные песни деревенских мужиков. Кот оглядывался на меня через плечо, не переставая отслеживать ситуацию за окном, и хмыкал: «Щас. Встанет он. Бес-по-лез-ное существо!» Песни удалялись в сторону реки, замирали там, и вот наступала летняя роскошная ночь, со стрекотом сверчков, тихими звездами и оглушительным храпом нашей большой миролюбивой собаки.

Когда на выходные муж приезжал нас навестить, они храпели на пару, справа и слева от меня. Я просыпалась среди ночи от очередной затейливой рулады, долго лежала, таращась в темноту, а потом едва слышно свистела. На свист они оба удивленно примолкали, а я в наступившей тишине говорила: «Тихо, вашу мать!» и быстро-быстро старалась заснуть.

История четвертая. Как Джуба устроился на работу

Однажды муж пошел за пивом вместе с Джубой. Он решил, что собака достаточно дрессирована для неподвижного лежания возле двери магазина. Был июль и было жарко. Он подошел кдверям, гордо скомандовал собаке: «Лежать!», и Джуба тут же лег. Когда муж вышел из магазина, Джубы не было. Видимо, тот решил, что его долг перед человечеством выполнен, и, не торопясь, побежал по своим делам. Дела у кобеля известные: сладкая помойка и суки всех мастей. К тому времени я уже знала все его маршруты, поэтому, когда муж пришел слегка смущенный и принялся объяснять, что «он лежал, как памятник!» – и показывал руками, как лежат памятники, я сразу надела очень удобную обувь и отправилась на поиски. В первый день я отнеслась к этому легкомысленно, обежала все окрестные помойки, все дворы, в которых мы гуляли, прочесала парк – напротив дома был огромный парк с прудом, куда Джуба все время норовил кинуться, как девушка, – но никто его даже не видел. На собаке был рывковый ошейник, очень заметный – светлая металлическая цепь на черной шерсти. Особенно я боялась парка. Там были заросли и бомжи, и время от времени кого-то убивали, и мне было страшно туда лезть, но я лезла, все время высвистывая Джубу особым свистом, на который он всегда мчался.