Эдуард Лимонов - Исчезновение варваров

Популярные фильмы обыкновенно изображают «террористов» злобными молодыми людьми с неуравновешенной психикой. Предводительствует бандой психопатов, как правило, человеконенавистник средних лет (бритоголовый садист или — вариант — садистка-лесбиянка). Сравнив кинематографический имидж террористов с кинематографическими стереотипами «фашистов-нацистов», заметим общность. Очевидно, ни в каком кодексе не сформулированное могущественное ТАБУ наложено на реалистическое изображение враждебных санаторной цивилизации групп как прошлого, так и настоящего. (Множество ТАБУ вдруг обнаруживается в практике якобы все разрешающего общества, если присмотреться.) Нацисты в фильмах обыкновенно или карикатурно глупы (в знаменитой серии MASH, в фильмах о французском Резистанс), или карикатурно жестоки. Трудно себе представить, как такие клоуны могли захватить всю Европу. В виде редчайшего исключения (как в фильме по роману Фредерик Фажарди "La theorie du 1 %", где юный немецкий солдат растерзан толпой французских крестьян) возможно увидеть немецкого солдата не клоуном и не садистом, но жертвой. Настоящего реабилитирования «фашистов-наци» никогда не произойдет, так как у населения Санаториев может возникнуть множество вопросов по поводу современности. Не следует забывать, что самая суровая критика капитализма исходила от национал-социализма.

Моральное осуждение врага, окарикатуривание его — есть месть и одновременно вуду-церемония (изгнания памяти о прошлых унижениях, которым он подверг предсанаторную Европу, о том, что не «мы» победили Гиганта). Употребляемые по адресу врагов (прошлых и нынешних) и несанаторных обществ негативные фетишистские термины: тоталитаризм, нацизм, Гулаг (советский, камбоджийский, эфиопский…), сталинизм, диктатура (чилийской хунты, Стреснера, Ярузельс-кого до 1989 г…) есть охранительные ТАБУ, призванные блокировать мышление «больного». Они запрещают мысль, пресекают все попытки понимания, заменяя сложнейшие и всякий раз различные явления действительности упрощенным имиджем — символом. Гулаг и тоталитаризм звучат сегодня с той же силой, как некогда АД и ГЕЕННА Огненная или Вечное Проклятие. (Редко кто оспаривает в санаторной цивилизации упрощенные символические имиджи. Однако прочтя случайно книгу Грэхэма Грина "Getting to know the General", вдруг обнаруживаешь на месте (покойного) "диктатора Панамы" сложного и симпатичного человека Омара Торрихоса, на месте «диктатуры» — сложнейшую ситуацию маленькой страны, живущей, да, под диктатурой, но Панамского канала и Соединенных Штатов.

Употребительны в Санаториях имена четырех всадников Апокалипсиса: Souffrance, Douleur, Misere, Pauvrete. [57] — страдание — боль — несчастье — бедность ( фр .). Этих предлагается избегать всеми силами, вплоть до самоубийства. Страшные всадники подстерегают отбившегося от стада, потерявшего работу несчастливца. "Если ты будешь плохо учиться, Джон (Жак), — говорят мамы Санатория подросткам, — то твоя жизнь пройдет в компании Souf-france/Douleur/Misere/Pauvrete. Между тем четыре всадника, которых страшится санаторный мир, есть всего лишь расплывчатые характеристики жизни. Даже в различные десятилетия XX века у различных Санаториев были свои представления о расшифровке символов всадников. (В романах XIX века возможно прочесть строки: "Он был так беден, что в комнате на полу не было ковра".) В 80-е годы в санаторной Европе Misere/Pauvrete расшифровываются как отсутствие общепринятого комфорта. Для многих «больных» Санатория необходимость ежедневно готовить пищу дома и невозможность посетить ресторан хотя бы раз в неделю есть Misere/Pauvrete. Пройдя тотчас после закрытия магазинов по торговым улицам городов Западного Блока, можно обнаружить в ящиках вдоль тротуаров овощи, фрукты, подсохший, но отличный хлеб, обрезки мяса и рыбы в таком количестве, что становится ясно, почему «голод» не добавлен пятым всадником к четверке. (Выходец из Восточного Блока — автор этих строк не раз обращался к услугам ящиков на рю Рамбуто и Бретань, успешно супплементируя свою диету. Уже будучи писателем. Эмигрантам из Азии и Африки европейцы смотрятся пресыщенными и неразумно придирчивыми гурманами.)

Что касается Souffrance/Douleur, они вовсе не означают в санаторном обществе пытки каленым железом или колесование, как в средневековом. Разумеется, побитый хулиганами гражданин испытывает реальные физические страдания и боль, но в таком случайном качестве они нисколько не пугают санаторных больных. И граждане не боятся ежедневно садиться в миллионы автомобилей, несмотря на много тысяч смертей в год и еще большее количество увечий. Механическое выборочное насилие автострад никого не пугает.

Те же Страдания-Боль употребляются в Санатории для обозначения моральных терзаний, отрицательных психологических эмоций. Скажем, souffrance от зависти к материальному уровню жизни соседа, получившего наследство, douleur подростка от невозможности приобрести мощный мотоцикл. (Мы оставим Страдания-Боль в области личных отношений: по поводу потери любимого человека (измены, смерти) без комментариев, так как нас интересует "человек социальный".)

В своем основном генеральном смысле Souffrance-Douleur санаторного общества символизируют иррациональный страх этого общества перед несанаторной «натуральной» действительностью. Страх обитателей теплой искусственной камеры-пузыря перед вольным миром вне его. Страдания и Боль в этом контексте есть процессы, свойственные активной, «свободной», не защищенной, но и не скованной санаторным режимом жизни. Могучим кодексом Санатория Страдания и Боль признаны безусловно отрицательными. Согласно этому кодексу, эмоции «больных» должны быть положительными, а существование должно быть pleasant. [58] — приятный ( англ .). Приносить pleasure. [59] — удовольствие ( англ .).

Но существует и иная, подавленная в санаторном обществе точка зрения на Souffrance — Douleur. ОНИ АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМЫ для поддержания человеческого существа в здоровом равновесии. Удаление их из жизни (так же как и удаление возможности экзерсирования разумной дозы личной агрессивности) привело к коррупции концепции человека, к превращению его в домашнее животное. Пусть и способное размышлять. Человек должен встречать препятствия в своей жизненной активности и преодолевать их. Быть «больным» Санатория противоестественно для его биологического вида. Да, человек всегда стремился устроить условия своей жизни, но одновременно он есть охотящееся животное и мыслящее существо: поместить его в мирные загоны Санатория в такой же степени аморально, как и поместить все человечество в оруэлловскую Океанию — тюрьму строгого режима.