Ник Хорнби - Мой мальчик

— Не сидите просто так, — сказал он вдруг.

Уилл и мама посмотрели на него.

— Слышите? Не сидите тут просто так. Разговаривайте.

— Обязательно будем, через пару минут.

— Пока вы придумаете, о чем поговорить, обед закончится, — проворчал он.

— О чем ты хочешь, чтобы мы поговорили? — спросил Уилл.

— О чем угодно. О политике. О кино. Об убийствах. Мне все равно.

— Мне кажется, разговоры так не завязываются, — удивилась мама.

— Пора бы уже было научиться — как. Большие уже.

— Маркус!

Уилл рассмеялся.

— Он прав. У нас, — не знаю сколько вам лет, Фиона, — но у нас с вами на двоих как минимум лет шестьдесят опыта ведения всевозможных разговоров, так что, может быть, нам действительно пора начинать действовать?

— Хорошо.

— И…

— После вас.

Оба рассмеялись, но ничего не сказали.

— Уилл, — сказал Маркус.

— Да, Маркус.

— Какого ты мнения о Джоне Мэйджоре [33] Джон Мэйджор (р.1943) — премьер-министр Великобритании (1990—1997), консерватор. ?

— Невысокого.

— А ты, мама?

— Ты же знаешь, какого я о нем мнения.

— Поделись с Уиллом.

— Невысокого.

Никакого толку.

— Почему?

— Маркус, оставь нас в покое. Ты все осложняешь, а не облегчаешь. Мы стесняемся. Мы скоро начнем разговаривать.

— Когда?

— Прекрати.

— Уилл, ты когда-нибудь был женат?

— Маркус, я скоро на тебя рассержусь.

— Ничего страшного, Фиона. Нет, не был. А ты?

— Конечно, нет. Я же еще маленький.

— А…

— Теперь спроси маму.

— Фиона, а вы когда-нибудь были замужем?

— Нет.

На минутку Маркус пришел в замешательство. Когда он был маленьким, совсем ребенком, он думал, что для того, чтобы быть папой и мамой, нужно обязательно пожениться, точно так же, как нужно обязательно получить водительские права, чтобы водить машину. Теперь он понимал, что это не так, и знал, что его родители никогда не были женаты, но расставаться с представлениями, с которыми он рос, было трудно.

— Мам, а ты хотела выйти замуж?

— Не очень. Мне казалось, что это неважно.

— А почему тогда другие женятся?

— Ну, по разным причинам. Для того чтобы чувствовать себя защищенными. Из-за давления со стороны семьи. Из-за ложных представлений о романтических отношениях.

Уилл рассмеялся.

— Цинично, — сказал он.

Маркус не понял, но обрадовался: между его мамой и Уиллом происходил разговор, который был начат не им.

— Вы по-прежнему общаетесь с папой Маркуса?

— Иногда. Не часто. Маркус с ним регулярно видится. А вы? Общаетесь со своей бывшей?

— Хм… Да. Постоянно. Сегодня утром она заезжала за Недом. — Маркусу показалось, что Уилл сказал это как-то странно. Как будто забыл, а потом вспомнил.

— А вы нормально к этому относитесь?

— Нормально. У нас еще случаются проблески понимания.

— А как получилось, что Нед остался с вами? Я уверена — вы прекрасный отец и все такое, но обычно ведь происходит по-другому?

— Да. Но тогда она переживала особый период, всем рассказывала, что ей хочется понять, кто она есть на самом деле.

— И ей удалось выяснить, кто она есть на самом деле?

— Не сказал бы. Не знаю, возможно ли вообще это выяснить.

Принесли еду, но взрослые это едва заметили. Маркус весело принялся за омлет с грибами и за жареную картошку. Интересно, они переедут к Уиллу или купят новую квартиру?

Уилл понял, что Фиона — не его тип. Во-первых, она выглядит не так, как, по его представлениям, должна выглядеть женщина; он вообще сомневался, имеет ли для нее значение ее внешний вид. С этим он смириться не мог. По его мнению, все люди, мужчины и женщины, даже от природы не обладающие соответствующими внешними данными, обязаны следить за собой. Все, кроме, разве что, тех, кто абсолютно равнодушен к сексуальной стороне жизни, — в таком случае, конечно, делай что заблагорассудится. Вот как Эйнштейн, например. Уилл не знал ровным счетом ничего о личной жизни Эйнштейна, но на фотографиях тот выглядит так, будто его занимали совсем другие вещи. Но Фиона — не Эйнштейн. Кто его знает, может, у нее мозги, как у Эйнштейна, но, судя по разговору за обедом, она определенно заинтересована в романтических отношениях, так чего ж она не сделает над собой усилие? Почему не пострижется, вместо того чтобы ходить в этих дурацких кудряшках, и не оденется так, чтобы было видно, что ей не все равно? Это находилось за гранью его понимания.

И слишком уж она хипповатая. Теперь понятно, почему Маркус такой странный. Она увлекается альтернативными течениями, типа ароматерапии, вегетарианства и охраны окружающей среды — тем, на что ему, честно говоря, наплевать. Если они станут встречаться, то будут страшно ссориться, она начнет расстраиваться, а расстраивать ее он сейчас совсем не хотел.

Признаться, самым привлекательным в ней он находил то, что она пыталась покончить с собой. Это уже интересно, даже почти сексуально, хоть и нездоровым образом. Да и кто захочет встречаться с женщиной, которая в любой момент может наложить на себя руки? Он и раньше считал, что встречаться с мамочками — тяжкий труд, но с мамочкой-самоубийцей будет куда как тяжелее.

Но ему не хотелось вот так просто расставаться со своим замыслом. Ему все еще казалось, что Фиона и Маркус могут заменить ему раздачу бесплатных обедов и объявления о работе в средствах массовой информации из "Гардиан", может быть, даже навсегда. В конце концов, от него не так уж много требуется: время от времени стейк из рыбы-меч или просмотр паршивого фильма, на который он все равно пошел бы. Не так уж и трудно. Уж точно легче, чем пытаться насильно накормить бездомных. Добрые дела! Помощь людям! Теперь он нашел свое призвание. Ему мнилось, что он помог Энджи, переспав с ней (хотя, признаться, в этом была и некоторая доля личного интереса), а теперь время попытаться выяснить, можно ли помогать людям, не ложась с ними в постель. Ведь должен же быть способ? Другим же это удавалось, например Матери Терезе, Флоренс Найтингейл [34] Флоренс Найтингейл (1820—1910) — английская медицинская сестра, реформатор института медицинских сестер, просветительница. и прочим, хоть он и подозревал, что на поприще добрых дел у него будет несколько иной путь.

После совместного обеда они не договаривались о будущих встречах. Выйдя из ресторана и побродив по Ковент-Гарден, они доехали на метро обратно до северного Лондона, и к "Спортивному обозрению" Уилл уже был дома. Но у него возникло предчуствие, что между ними зародилось нечто, чему суждено иметь продолжение.

Уже через несколько дней он передумал окончательно. У него не было ни малейшего интереса к добрым делам. И ни малейшего интереса к Маркусу и Фионе. Ему казалось, что впредь всякий раз при одной мысли о них от нахлынувшего смущения его будет прошибать холодный пот. Он ни за что не станет больше встречаться с ними. Он даже сомневался, сможет ли когда-нибудь снова поехать в район Холлоуэй, просто из-за боязни случайной встречи. Он понимал, что реагирует слишком остро, но на то были причины. Пение! Как можно иметь дело с людьми, которые заставляют тебя петь! Он знал, что они оба слегка того, но…