Василий Аксенов - Новый сладостный стиль

Экспедиция фонда входила в здание. Довольно впечатляющая группа людей. Крохотный Пью в яркой «лунной» экипировке, тщательно подобранной для него Бернадеттой в детском магазине «Шворци-Морци». Сама раблезианская Гаргамель в драгоценных мехах, оживляемых торчащей головкой любимого Кукки. Енох Агасф в черной шляпе лондонского Сити и в тяжелом, донельзя советском пальто с каракулевым шалевым воротником. Сам возвышающийся над всеми президент с его огромным пеликаньим зобом, в котором как будто вместились все гуманитарные посулы раскаявшегося капиталиста. Ну, и прочие. Читатель легко может их увидеть без излишних описаний.

Появились какие-то люди, бегло говорящие по-английски, по всей вероятности, международники из ЦК КПСС. Мистер Корбах, от имени руководства мы приветствуем вас и вашу группу на советской земле. В настоящее время вырабатывается расписание ваших встреч в соответствии с вашими запросами. Кто-то пошутил насчет погоды: дескать, начинается вьюга, но она не в силах развеять нашей дружбы. Их становилось все больше по дороге в «зал депутатов», а там вообще образовалась какая-то суетливая толкотня. Саше Корбаху даже показалось, что где-то мелькает и сам «Михаил», только в парике и с усами, то есть в том виде, в каком бегал по Питеру летом 1917 человек, чьи книги «Михаил» до сих пор читал на сон грядущий.

Довольно быстро принесли советские визы, похожие на тонкие срезы патентованной ветчины. Пью и Лейбниц выпили «Советского Шампанского» и выпучили друг на друга глаза в полном изумлении. Теперь всех повели на священную территорию, которой, смеем мы, пользуясь авторской вольностью, заметить, осталось существовать ровно восемь месяцев без трех дней. Пока шли по стеклянным коридорчикам, несколько раз открывался основной зал ожидания. АЯ подумал, что в нем стало много хуевей, чем было. В прошлый раз, то есть весной восемьдесят второго, он был еще новым, лишь за два года до этого ЭфЭрГэ его построила к Олимпийским играм, а теперь он стал уже старым: и стекляшки кое-где потерял, и пол замазали чем-то несмываемым, и клубы зимнего пара входили в него вместе с тяжелой толпой, создавая гриппозную сивуху в воздухе. Но как примета чего-то нового в глубине стояла плотная демонстрация людей с плакатами.

– Вас там общественность встречает, – сказал сопровождающий международник с неопределенной, но гадкой улыбкой.

– Смотрите, ребята, там нас целая толпа ждет! – бодро произнес Стенли.

Бернадетта на ходу проехалась щеткой по его пегой гриве.

Прошли еще один поворот и через заколоченную фанерой дверь вышли прямо на эту стоящую, как перед штурмом, толпу.

Саша Корбах чуть не ослеп еще до того, как включились телевизионные лампы. Мощная вспышка этой толпы. Десятки, если не сотни родных лиц вспыхнули немыслимой радостью. «Саша-а-а!» – ахнуло пространство. Плакаты, числом не менее дюжины, повторяли его имя: «Саша Корбах, ура!», «С приездом, Саша!», «Сашка, ты снова с нами!», «Саша, мы с тобой!», «Саша, Питер твой!», «Саша, ты в объятьях Арбата!» и даже «Карабах приветствует Корбаха!» – но самый большой и самый яркий, с собственной его десятилетней давности обезьяньей хохочущей мордой, гласил: «Сашка, твои „Шуты“ живы!»

Тут вспыхнули лампы нескольких лихих перестроечных программ – «Взгляд», «ВИД», «Пятое колесо», и несколько новых молодых «анкорменов» [218]– Листьев, Любимов, Молчанов, Светличный, бросились к нему со своими операторами. Затея с интервью была не из лучших. Толпа напирала, не обращая внимания на СМИ. Герой дня качался в объятьях, словно крейсер «Аврора» в волнах во время своего бегства из Цусимского пролива.

Вдруг все отступили. На освободившуюся площадку под музыку старого спектакля «А—Я» («Телефонная книга») выскочили шуты-первопроходцы: Наталка Моталкина, Бронзовый Маг Елозин, Шурик Бесноватов, Лидка Гремучая, Тиграша, Одесса-порт, Марк Нетрезвый, остальных не могу вспомнить из-за волнительности момента. Они кувыркались, не боясь остеопороза, крутили сальто, невзирая на сосудистую нестабильность, разъезжались в шпагатах, плюя на гинекологические и урологические проблемы. Внимание, сам Сашка снимает видавший виды английский пальтуган (он в нем еще здесь ходил, не поверишь!) и присоединяется к вакханалии-шаривари. «Снимайте! Снимайте!» – кричат своим операторам перестроечные властители дум. Кто-то сует ему в руки гитару. «Сашка, это твоя, я ее у тебя в семьдесят пятом увел, колки подтянуты!» Из толпы выкрикивают названия старых песен: «Сахалин», Саша!», «Вруби „Преисподнюю“!», «Давай „Деликатесы“!» И он дает, и он врубает к общему, едва ли не безумному, восторгу любимой публики.

Наблюдая из угла описываемую в струях «совшампанского» (без каламбуров, господа!) сцену, сдвинув кошачью шапку на и без того искаженное гримом лицо, мыслил М.С. Горбачев. Нет, мы не ошиблись в Саше Корбахе. Он неожиданно оказался на гребне движения. Многие все-таки у нас в устаревшем политбюро недооценивают стихийный энтузиазм перестроечного момента. Может быть, я был не совсем прав, качнувшись вправо, выдвинув Янаева, опершись на Язова и Крючкова. Да ведь все-таки неприятно было Первого мая стоять на священной трибуне Мавзолея и слышать из толпы бестактные крики: «Красная сволочь, вон из Кремля!» Момент был щекотливый, ей-ей, страшный, испепеляющий был моментище. И все-таки, может быть, я зря тогда увел товарищей с трибуны и качнулся вправо? Может быть, надо было понестись вперед вместе с волной, возглавить решающую фазу? Так все сложно и не с кем посоветоваться! Не с американским же миллиардером Степаном Давидовичем! Какие круги стоят за его программой помощи? Ох, как сложно!

Сашу Корбаха в это время начали подвергать триумфальному качанию. Взлетев однажды, он заметил в отдалении от толпы чем-то до боли знакомую тройку советских граждан. Взлетев второй раз, он увидел делегацию Фонда Корбахов с возвышающейся головой президента. Словно бедные родственники они стояли посреди ликующего народа. Взлетев третий раз, он перехватил взлетевшую рядом пузырящуюся бутылку и умудрился из нее отпить, снижаясь в любовные руки. Засим толпа понесла его к выходу, в мокрую вьюжную Москву.

– How d’you like our Lavsky?! Isn’t it sensational?! [219] – вскричала де Люкс.

– That’s exactly what I have expected as far as Alex is concerned, – заметил Лестер Сквэйр.

Стенли молча приложил перчатку к глазам, и все остальные так или иначе последовали его примеру.

В отдалении тройка мельком замеченных советских граждан заливалась слезами. «Сашенька, Сашенька», – бормотала мать. «Он ничуть, ничуть, ничуть… Совсем ни капельки, ни капельки», – хлюпали полусестра и полубрат.

– Не будь перестройки, такая встреча не состоялась бы, – сказал проходя мимо никем не узнанный М.С. Горбачев. Он умолчал о том, что это как раз в его секретариате произошла «утечка» о возвращении Саши Корбаха.