Василий Аксенов - Новый сладостный стиль

Предаваясь этим размышлениям, Арт не знал, что решительный момент приближается и что очень скоро – а именно вот в этот вечер, о котором идет речь, – Мел О’Масси позвонит и в обычной своей как бы ленивой манере попросит его зайти – ну, просто чтобы бросить взгляд на необычную конфигурацию фигур и цифр, только что возникшую на его экране. Ну конечно, сказал Мел, я мог бы всю эту штуку принести к вам, мистер вице, но тогда мне пришлось бы это оформлять как доклад, а я тебя прошу просто глянуть и сказать, оформлять мне эту странную выкладку как доклад или сбросить ее на фиг. Конечно, Арт, в любое время, но лучше сегодня вечером. Ну да, в любое время сегодня вечером, но лучше прямо сейчас. Тебе хватит десяти минут, чтобы понять, как это срочно. Шит, хотел бы я, чтобы это не было срочно!

Когда он вошел в обширный офис Мела, глядящий окнами на поздний закат над Гудзоном, его пронзило странное чувство неожиданного хроматического баланса сродни тому, что испытываешь перед каким-нибудь шедевром живописи. Он не сразу понял, что завершало эту картину. Все вроде было как обычно: бездонные небеса с их золотой пылью над гребнем Манхаттана и изумрудным сводом, в котором уже обозначились звезды в стадии раннего умывания. Все было, иными словами, неотразимо и непостижимо, как всегда, если глядеть из большой полутемной комнаты. В следующий момент он нашел этот момент неожиданности. Это был экран персонального компьютера Мела О’Масси, столь персонального, что он никому не разрешал даже вытереть с него пыль. Экран показывал комбинацию простых геометрических форм: круг, квадрат, пара параллелепипедов, пригоршня треугольников разных размеров. Помимо форм там была представлена и комбинация красок, простых и ярких: красная, черная, лазурная, лимонно-желтая. В целом это было похоже на элементы простейших хроматических материй, представленных публике во времена великих открытий, в частности на первой супрематистской выставке Казимира Малевича с учениками в октябре 1915 года.

Пару минут Арт стоял словно под гипнозом посреди комнаты, за спиной у Мела, в то время как последний слегка покачивался на своем стуле, сцепив пальцы на затылке. После того как эта неизмеримая «пара минут» истекла, вице-през понял, что хроматический праздник означает не что иное, как окончательный приговор Стенли Корбаху: его царство кончилось!

– Понял? – спросил Мел, не поворачивая головы.

– Да, – ответил Арт и тут же подбоченился с вызовом. – Что бы ни показывала твоя факинг штука, я никогда не предам Стенли!

– Почему бы вам не присесть рядом, мистер вице? – мягко предложил Мел. – Послушай, Арт, – начал он, когда его друг-свояк подкатил стул к компьютеру. – Видит Бог, я не хотел взрывать старого сукина сына! Признаюсь тебе, он был идолом моей ранней юности со всеми его командами гребцов и яхтсменов, с его девушками и автомашинами от Винси Уилки, с его прошлым морского пехотинца и аристократическим воспитанием, с его гениальными финансовыми операциями и скандальными «исчезновениями», наконец, с его всемирным крестовым походом благотворительности. Конечно, я ненавидел его за то, что он поработил девушку моей мечты, королеву Тихоокеанского побережья от Санта-Моники до Марина-дель-Рей, однако вскоре я увидел, что она мало изменилась со времен наших сборищ в «Первом Дне». Все та же лихая кобылка, какой я ее знал, и всегда поскачет навстречу, стоит только… ну ладно.

Словом, у меня не было никакого желания посчитаться со Стенли, и я вовсе не хотел приступать к исследованию его финансовых дел. Я знал, чего ждут от этого исследования Норм и его большинство в Совете. Я даже собирался уволиться из лавки, когда однажды Норм вызвал меня на разговор. Он сказал: «Постарайся доказать кредитоспособность Стенли. Используй любую информацию, какая тебе нужна для этой цели, взломай любые коды под мою ответственность, найми любых беспристрастных людей, докажи, что он кредитоспособен, и я обещаю, ничего плохого с тобой не случится. Больше того, ты получишь повышение раньше, чем рассчитываешь. Больше того, я обещаю прекратить все боевые операции против Стенли и начать переговоры. Однако, – продолжил он, – я на сто процентов уверен, что даже ты, О’Масси, не сведешь его баланс, как бы ни старался. Наоборот, ты рассеешь всю дымовую завесу, которую там сотворили Сол Лейбниц и Енох Агасф, считавший, как говорят, таланты и статиры самому Помпею». Увы, он оказался прав, свояк! Стенли истощает свои ассеты с такой скоростью, как будто у него прорвало все трубы. Я видел много сумасшедших в деловом мире – не на последнем месте среди них находится великий прагматик Норм, который иногда, похоже, хочет посчитаться со всеми мужиками трех поколений, что трахали Марджори; нет, ты подумай только, сунешь палец в крупнейшие мировые политические и финансовые махинации и немедленно нащупаешь бабу; мы приближаемся к миру великой логики, но войти в него мы не сможем из-за нашего сексуального безумия…

– Ближе к делу, – сухо сказал Арт.

Мел все больше нервничал:

– Я просто хотел сказать, что даже среди этих идиотов Стенли с его благотворительностью безусловно держит первое место. Ну вот, суди сам! – Он положил слегка подрагивающие пальцы на киборд и стал очищать экран компьютера от изображений. Затем, время от времени многозначительно поглядывая на Арта, он приступил к манипуляциям с колонками индексов и цифр. Каждую стадию своих операций он трансформировал в фигурки цветной графики. Экран теперь полыхал супрематическими комбинациями.

У Арта покруживалась голова, пока он наблюдал взаимодействие индикаторов АКББ и NYSE, корреляцию этих данных с данными IMF и Мирового Банка, а потом с данными каких-то неведомых компаний в Индии и России, и засекреченными файлами налогового управления, и результатами текущих операций с наличными в Токио, Йобурге, Гонконге и Лондоне. Все эти информационные юниты [235]вращались вокруг солидных колонок Фонда Корбахов, пока фонд не превратился в шар чисто красного цвета. Увы, произнес Мел почти грустно, почти с проблеском почти человеческой ностальгии и, уж во всяком случае, без злорадства, увы, увы, в темном пространстве вокруг красного шара начинали образовываться внешне невинные цилиндрики, кубики, клинья и ромбоиды, то плавающие отдельно, то хаотически громоздящиеся в углах экрана.

– Теперь ты видишь, друг, что у этого небесного тела больше нет никаких шансов. – Мел вздохнул и полуобернулся к Арту. – Ну что, хочешь, я сделаю финальный «клик-клик»?

Арт молча кивнул. Мел сделал «клик-клик». Все малые части начали вращательное движение вокруг красного шара, периодически атакуя его со своих орбит. Через пару минут шар развалился в бесформенную кашу красных пятен. Смешиваясь с начальными элементами, каша постепенно, но все быстрее и быстрее начала образовывать один калейдоскоп за другим. Сначала нельзя было понять смысла этих превращений, но вскоре стало ясно: изображение теряло изначальные яркие краски, брало верх чисто черное. Наконец все прочие цвета исчезли, и Арт увидел перед собой идеальную форму ярко-черного цвета, тот самый «Черный Квадрат», материя меньше нуля, «ничто» с тенденцией засасывать в себя всякого, кто будет слишком внимательно вглядываться. Таков был конечный результат. Постмодернизм. Поствсе. Деконструкция. Смерть Стенли Корбаха как героя своего поколения. Полное поражение и изгнание байронизма.