Василий Аксенов - Новый сладостный стиль

Они шли по широкому коридору с высоким потолком (таких сейчас не строят), справа и слева открывались двери, тоже широкие и высокие, и к ним с весьма любезными рукопожатиями присоединялись ответственные сотрудники. Лица этих людей порядком примелькались на телевидении, иначе можно было бы предположить, что находишься в каком-нибудь германском бальнеологическом курорте прошлого века, фиддлстикс. Наконец прибыли к месту назначения. В дверях огромного кабинета двух эмигрантов приветствовал Американский Политик из тех, чье имя в официальных списках предваряется словом «нonorable». Эту возвышенность, увы, лучше не переведешь, чем некоторой толстопузостью – «достопочтенный».

Эдмонд Пибоди являл собой пример исключительной сбалансированности внешних и внутренних качеств. Благодушно-приятельскими манерами не очень отличаясь от своих сотрудников, он тем не менее нес отпечаток большой политики, как внешней, так и внутренней; последняя, возможно, была для него важнее первой. Прибывшим мистер Пибоди едва ли не раскрыл объятия: «Большая честь приветствовать вас здесь, господа! Перед вами поклонник всех ваших фильмов, мистер Чапский! О, мистер Корбах! Моя жена видела ваш спектакль в „Черном Кубе“. Мы ведь соседи с президентом вашего университета. Нэнси Миллхауз чуть ли не насильно затащила мою Энди на премьеру, а домой она вернулась в сущем восторге! Просто была восхищена вашим талантом. Вы ведь недавно в Вашингтоне? Что ж, добро пожаловать в нашу столичную провинцию! – Он повернулся к своим сотрудникам: – Теперь все в сборе, можно начинать. Давайте, ребята, все заходите ко мне».

Чапский успел перед началом совещания шепнуть Корбаху: «Потом расскажу, кто есть кто, пока что просто сиди с вдумчивым видом; это все, что от тебя требуется».

На совещания в ЦК КПСС это все-таки было мало похоже, учитывая тот факт, что часть народа сидела на валиках диванов, а двое даже на полу, демонстрируя идеально натянутые носки. Все называли друг друга сокращенными, чаще всего односложными именами: Эд, Джо, Фил, Рекс. В советской партийной этике небольшой элемент неформальности вносится как раз за счет удлинения имен хвостатыми патронимами, ну, отчествами, мой друг.

Говорить начал Чапский, и по ходу его выступления картина прояснялась, как будто он протирал ее своим круто загнутым большим пальцем. Речь шла о большом игровом фильме, посвященном советским военнопленным в Афганистане. Все понимают, что это горячая тема, но мы, «Чапски продакшн», не гонимся за актуальностью. Мы хотим создать настоящую человеческую драму силами современного – хотелось бы подчеркнуть это слово – искусства. Это должен быть жесткий аутентичный фильм с почти документальной фактурой. Никаких Слай Стиллонов с пулементными фаллосами, никаких бла-бла-бла «танцев с саблями» моджахедов, пылких глазок из-под чадры. В то же время наш жесткий фильм должен быть пронизан некоей постмодерной эстетикой, с моментами гротеска и ностальгией советского упадка. Учитывая все эти элементы, гайз, мы решили предложить постановку Алексу Корбаху. Никто в Америке, кроме него, не сделает того, что мы хотим, господа, мистер Пибоди.

Все присутствующие, а их было не меньше двух дюжин, с пониманием кивали, как будто такие уж собрались мастаки по части фильмов в этом политическом совете, а когда речь зашла о Корбахе, к пониманию прибавились сочувствие и симпатия. Неужто «Гоглоевский» мне сослужил в Вашингтоне такую службу? Вздор, тому виной, конечно, миссис Нора Мансур: перипетии жизни этой ненышней суперстар, конечно, обсуждаются сейчас по всему Вашингтону. Впоследствии Александр узнал, что в совещании среди всех этих «гайз» (ребят) участвовали большие специалисты внешней политики, пара высоких чинов Пентагона (в штатских штанах, но в казенных ботинках), а также эксперты из Си-Ай-Эй, что звучит почти как «племя сиу». В русской номинации ЦРУ представляет, между прочим, некий противовес ГРУ, а вместе они образуют своего рода фигуру тяни-толкая: ЦРУ-ГРУ-ЦРУ-ГРУ; кто кого, кто куда?

Чапский продолжал: «Конечно, мы могли бы обойтись и без правительства. Не в традициях Голливуда просить правительственных субсидий. После долгих дискуссий, однако, мы решили предложить вам сотрудничество, в том числе и по части финансового риска. Однако не думайте, что мы думаем об экономии собственных средств. Голливуд не заинтересован в экономии, он заинтересован в прибылях. Покажется парадоксальным, но мы обращаемся к правительству ради художественных задач, в частности для воплощения принципов аутентичности и для того, чтобы полностью избежать элементов бродвейского шоу, которыми мы все грешим. Вот в чем дело, а совсем не в том, о чем подумало почтенное собрание».

Короткий перерыв в виде хорошего смеха и обмена понимающими взглядами. Никто пока не торопился взять слова, и Чапский немного продолжил: «Не думайте также, что мы с Сашей Корбахом преследуем какие-нибудь политические цели как жертвы тоталитаризма. Художественные задачи для нас прежде всего. Советские пленные – этнические европейцы, между прочим, в руках неукротимых мусульман – это как раз то, что называется маргинальной ситуацией».

Будучи в активной фазе, Чапский тараторил на своем, к удивлению Корбаха, далеко не идеальном английском, однако все его великолепно понимали: американцы натренированы на речь варваров. Услышав слово «тоталитаризм», многие собравшиеся, что называется, сделали ушки. Очевидно, недолюбливают, подумал наш герой. А может быть, и уважают как предмет постоянного изучения.

Кое-кто уже начал показывать председательствующему палец: «Пару слов, Эд, если не возражаете». Пибоди притормозил ладонью, сейчас-сейчас, и сам первым высказался:

«Мы чрезвычайно благодарны Стиву Чапскому за его выступление. Очень интересный проект, спасибо. Я думаю, что правительство не должно сторониться фильмопроизводства; в конце концов, ведь это одна из главных статей нашего экспорта. Пора расшатывать стереотипы, друзья. Перед тем как перейти к дискуссии, я хотел бы задать вопрос нашему новому талантливому другу Александеру Корбаху. Алекс, я надеюсь, вы полностью разделяете энтузиазм Стива? Вы себя видите в роли постановщика?»

В опыте этому начальнику не откажешь, подумал Корбах. Должно быть, заметил мою обалделость. Мудила Чапский даже не сказал мне, что фильм будет о пленных. «Конечно, Эд, – ничтоже сумняшеся заявил он. – Мы со Стивом только об этом и говорим днями и ночами. Сделаю все, что смогу».

Тут снова выступил Чапский, сказав, что Сашу Корбаха они собираются использовать в трех планах: во-первых, он напишет сценарий, во-вторых, он поставит этот фильм или с моей помощью, или, что лучше, один, в-третьих, он сыграет роль парадоксального характера – советского генерала, ненавидящего коммунизм и мечтающего стать президентом свободной России. Говоря это, Чапский смотрел на Корбаха с некоторым давлением: понял, ты понял, Сашка? Корбах кивал и улыбался. Похоже, друг, что ты не так уж сильно независим от этих ребят и что бедолагу Корбаха ты используешь здесь как приманку. Покивав, он произнес: «Я бы предложил снизить чин этого персонажа до полковника. Он летчик, он катапультируется над горным массивом для того, чтобы пробраться к нашим».