Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

— Да, конечно. Это отчеты за позапрошлый месяц. Они были бы актуальны месяц назад, но не сегодня.

Я посмотрел на него. В жизни не видел такого спокойного и рассудительного человека. Завтра мне сломают хребет и отправят с сумой по миру, то есть он останется без работы, но вместо того, чтобы паниковать, он садится читать Реймонда Чандлера.

— Сколько ты у меня получаешь?

— Со всеми начислениями и вычетами три с половиной тысячи долларов, — ответил он не задумываясь.

— А если бы предложили пять?..

Он беззвучно рассмеялся и снова повел меня. Он сегодня водит меня, как корову на веревке.

— Сынок, я старый человек. Я работаю у тебя уже пять лет, и поверь, в шестьдесят у меня нет ни малейшего желания что-то менять, дабы получать не три с половиной, а пять. Мне и этого-то много, хотя старуха, конечно, без ума от моей новой зарплаты. И потом, ты ведь знаешь, где я работал, верно?.. Но не знаешь, сколько раз мне предлагали от ста тысяч до миллиона. И лучшее доказательство того, что я не взял, — эти часы.

Он отстегнул с запястья «Командирские» и протянул мне.

На внутренней их части, на крышке, я прочел: «За безупречную службу от директора СВР, 2002 г.».

— В мои годы люди становятся сентиментальны. И потому такие часы для таких, как я, стоят куда дороже миллиона.

Вряд ли я пойму эту теорию.

— Давай подведем итоги.

— А что тут подводить? — невозмутимо изрек он. — Ты покойник. В смысле, бизнес твой — покойник.

Я вышел на крыльцо, не обращая внимания на зуммер.

А я-то думал, что Факин пришел впервые. Интересно было бы сейчас вспомнить, когда Факин № 1 приходил ко мне, и я, не распознав в нем аудитора моей дееспособности, выставил его за дверь. Но зачем напрягать память, если теперь это не имеет никакого значения.

Когда я отъезжал от офиса, на моих плечах сидело по бесу. Один злорадно шептал мне в левое ухо: «Тебе каюк, чувак!», а второй, щелкая крышкой бутылки и пуская мне в нос пряный аромат, успокаивал: «Все будет COCA-СOLA!»

Все бы ничего, быть может, я доехал бы до дома и лимоном с нашатырем смыл бы их с себя, но на пересечении Сретенки и Даева переулка эти мерзавцы сцепились…

Конкурентов-бизнесменов убивают только в хреновых фильмах. Расстрел из автоматов, мина, гондон с марганцовкой в бензобаке — эти истории сочиняются теми безмозглыми авторами, которые сами бы отхерили от чужого бизнеса кусок, если бы знали, как это сделать правильно. Расстреливают, взрывают и травят тех, кто отказался поделиться. Или сам откусил от общака. Или не играет никакой роли в своей корпорации. Если бы внезапная смерть Гейтса, Баффетта, Кампрада или Абрамовича могла привести к чьему-то обогащению, они уже давно были бы мертвы. Еще одно, похожее мнение: не убивают справедливых судей — убивают проституток в мантиях, для которых поворот решения зависит от предлагаемой суммы. И потом, когда такую бесполую тварь пристреливают, как собаку, хор таких же проституток начинает петь гимн о том, что вот, мол, еще один сгорел на работе.

Не убивают бизнесменов — убивают «крыс» и предателей…

Я так трезво рассуждаю, потому что в моей голове свербит мысль, что, быть может, напрасно я вот так без охраны… Но потом снова вспоминаю бессмертных Баффетта с Абрамовичем и начинаю думать о текущих делах.

Суть этих дел мне понятна лишь отчасти, и то благодаря Старику. В момент досмотра тела Коломийца я не нашел флэшки, хотя рассчитывал. То есть она была у него украдена?

Не знаю, украдена или нет, но нашлась она спустя месяц после того, как была объявлена похищенной, и спустя сутки после того, как ее хозяина прирезали, за телевизором.

Как мне это понять, если теперь я точно знаю, что информация на ней давно потеряла оперативное значение для любого из моих конкурентов? В течение месяца за телевизор в холле был сброшен такой объем тщательно охраняемых мною данных, что теперь, в мае, жалкая статистика за март вряд ли кого может заинтересовать.

Старик советует срочно взять под контроль дела и начать контригру. Это хороший совет. Осталось только вычислить, на кого я могу положиться, если все, кого я знаю, уже придумывают дома, в кругу семьи, как будут тратить не шесть тысяч долларов, а восемь.

Коломиец, Коломиец… Зачем ты сдал Гроссу тему с плазмой?

Чем больше я об этом думаю, тем крепче моя уверенность в том, что за десять минут до смерти Саша находился в состоянии растерянности. Ему срочно нужно было сдать сговор, и он сделал это в глупом разговоре на лестнице. Он чего-то боялся и поэтому завел об этом разговор не в «Сахаре», за «Миллером», что выглядело бы разумнее, а сумбурно, на лестнице, ни с того ни с сего. Ждал смерти?

Вряд ли, потому что если бы он ее чувствовал, он пошел бы ко мне. Когда человек чувствует смерть, он идет на крайние меры. В эти минуты ему безразлично, что о нем подумают. Однако Коломиец помнил, к чему привела его мелкая интрижка с Факиным, и боялся снова выглядеть идиотом. Сначала флэшка, а теперь, Лисин, получи еще более навороченную историю… А если Лисин просто тупо психанет и вышвырнет Коломийца вон? Во-о-т… В этом-то и дело. Бойся Саша смерти, предчувствуй ее, ему по хер была бы мнительность или боязнь потери работы!

Но опасность какую-то он чуял. В противном случае нашел бы более разумный носитель информации, чем Гросс. Или ситуация дошла уже до ручки и ему просто некому было довериться, кроме как Гроссу?

Как хочешь, так и понимай это, Лисин…

Остановившись у незнакомого мне кафе, название которого я поленился прочесть, я сел за столик и стал крутить в руках ключи от машины. Подошел официант с меню, я отложил его в сторону и, несмотря на то, что меня давило желание заказать кружку ледяного пива, попросил чаю. Хватит пить, черт возьми…

Набрав номер, я прижал трубку к уху и попросил своего приятеля, который работает управленцем в компании сотовой связи, сделать мне распечатку последних десяти номеров, которые набирал на своем телефоне Коломиец.

— Сбрось мне номера на сотовый, а распечатку пошли на мой домашний адрес простым письмом.

Конечно, какое-то время мы потратили на пустую болтовню. Кого… сколько раз… где… обыграли в футбол. Мы вместе учились в универе, но не поэтому друзья, а потому, что я всю живность его знакомых потчую со стола своей компании. В обратку он сделал мне хороший жест по своим силам. У меня корпоративный тариф. Мои люди болтают по мобильникам за 1 цент в минуту. Еще один бонус, который ублюдкам показался недостаточно утешительным…

Ровно через восемь минут, когда я допил чай и попросил еще, моя трубка пискнула и на «морде» появилась иконка сообщения.

Десять номеров, пять из которых были городскими, значились последними среди тех, которые набирал Коломиец перед смертью. Пять последних и были городскими. Я быстро просмотрел предложенный список. Сотовые — Гудасов, Лукин и еще трое из «Глобал». Городские — один домашний Коломийца, второй — тоже домашний Коломийца… Такое впечатление, что за полчаса до гибели он никак не мог расстаться с домом. Третий номер — снова его домашний.