Макс Нарышкин - ИМ ХОчется этого всегда

Смылся мерзавец , подумал я и взялся за ручку двери. Нажал ее вниз, и дверь распахнулась. Не понимаю, зачем крепить рядом с дверью звонок, если дверь открыта.

Потянув дверь на себя, я шагнул в прихожую и закрыл за собой створку.

Клацанье за моей спиной было достаточно громким для того, чтобы вернуть меня в сознание после шока.

Шок наступил сразу, едва я оказался в прихожей.

Нет, никакая это была не прихожая. И кабинет за дверью был вовсе не кабинетом. Просто однокомнатную полногабаритную переделали под офис, и получилось так, что прихожей, то есть приемной, стала кухня, а комната — офисом детектива Гейфингера. За его «офисом» был еще коридор, если я правильно представляю себе планировку сталинских квартир, и там, скорее всего, стоял диван, на котором от трудов праведных и не совсем отдыхал мистер Гейфингер, не исключено, что вместе со своей любопытной секретаршей. Для входа прорубили стену дома, замуровав настоящий вход в подъезде.

Секретарша, та самая, наверное, что каких-то шестьдесят минут назад выслушивала мои неучтивости по телефону, сидела в своем кресле. В левой руке она сжимала трубку, а на табло традиционного плоского «Панасоника» белого цвета чернела цифра «0». Глядя на нее, нельзя было с уверенностью говорить о том, что следующей и последней цифрой должна была быть двойка. Я бы на ее месте первым делом спешил набрать тройку.

Чтобы она не кричала, кто-то вонзил ей нож в правое легкое. И когда крик сорвался, он ударил девочку в шею. Рана была так глубока, что все вокруг секретарши — стена за ее спиной, стол, «Панасоник», репродукция картины Ярошенко «Курсистка» слева от стола, — все было залито кровью. Я так думаю, что одним ударом кто-то располосовал ей и сонную артерию, и яремную вену. После того, как первый алый гейзер затих, кровь стала сливаться под стул, там собираться в озеро и расплываться по всей прихожей. И теперь я смотрю в это озеро, но не вижу своего отражения, потому что озеро подернулось пленкой и помертвело.

Странно, но в этот момент я стал думать не о том, чтобы добрать правильную цифру на телефоне, и не о Гейфингере, в кабинет которого меня ноги вообще не несли. Я думал о курсистке, шагающей сквозь промозглый мрак улицы с подозрением в глазах. Темная улица, ни зги не видно, и в свете единственного фонаря выписан быстрый шаг девушки в темных одеждах, шагающей по тротуару с какой-то книжкой в руках и плохо скрытой ревизией во взгляде. Мне подумалось в этот момент, что секретарша за столом — не просто волнистый попугайчик, отвечающий привычными ответами на привычные вопросы. Мне кажется теперь, что в работе Гейфингера эта девочка принимала самое активное участие. За кем-то пройтись, кого-то дождаться, кому-то подсуропить…

Мой взгляд выхватил на почерневшем столе предмет, который выглядел настолько неуместно среди этого безумия, что я немедленно взял его в руку. Пачка сигарет KISS розового цвета.

Мои раздумья — ирония судьбы это или подсказка, посланная то ли сверху, то ли снизу, были прерваны зачастившими у крыльца шагами. Кто-то, я подумал, что это мужчина, торопился ступить на крыльцо. Бросив пачку, я кинулся к двери, стараясь не пачкать туфли разлившейся по всей приемной жидкостью. Взявшись за ручку, я бесшумно (слава те, господи!) провернул ключ, торчащий в замке.

И едва я успел отпустить ручку, как она затрепыхалась пойманной рыбой. Кому-то позарез нужно было попасть внутрь. Я стоял у двери не меньше минуты. А он, мужчина, все звонил и звонил в дверь. Не знаю, отчего он был так настойчив. То ли Гейфингер поклялся всеми святыми, что сейчас — я посмотрел на часы, — в половине четвертого, он обязательно будет у себя, то ли мужчина был из тех, кому всегда не слишком рады в гостях и открывают лишь после получаса его настойчивых требований, дабы не беспокоить соседей. Как бы то ни было, я оказался настойчивым более тех, кто ему открывал. Через минуту я опять услышал шаги, но на этот раз удаляющиеся.

Прильнув к окну, я раздвинул жалюзи и увидел коренастого, крепко сколоченного седовласого мужчину. Весь дерганый из себя, решительный, он уселся в серый «Ауди» и дал газу. Не исключено, что у Гейфингера наготове были снимки его молодой жены в объятиях какого-нибудь красавчика, и теперь заказчику не терпелось на них взглянуть. Еще через минуту в кабинете детектива зазвенел телефон. Я представил, каково будет мое самочувствие, если в мертвой тишине этого помещения я услышу через дверь: «Детективное агентство „ГОЛДФИНГЕР“, слушаю вас!»

Ступая на островки суши, разбросанные по всей прихожей, я добрался до его двери и толкнул ее. Она распахнулась, и мне стало еще хуже.

Нет ничего более ужасного, чем после ночи возлияний дышать человеческой кровью и смотреть ужасы не на экране, а любоваться ими воочию.

Я не знаю, чего хотели от Рональда Гейфингера. Не исключено, что это была месть. Еще один сгорел на работе. Так, кажется, говорят о людях, почивших в бозе в связи со своей профессиональной деятельностью. Вспоминая «Курсистку» Ярошенко, я подумал о том, что весь этот кошмар на Моховой вполне мог стать реакцией какого-нибудь психа на удавшуюся попытку жены доказать его невменяемость и отнять деньги или ребенка. Девочка и Гейфингер хорошо сработали, застали психа за мастурбацией в присутствии ребенка или за соитием с мужчиной, и главную причину своих несчастий псих увидел в людях, испортивших ему жизнь.

Гейфингер лежал на полу, и не было на нем, кажется, ни одного чистого места. Пиджак его, видимая часть рубашки, галстук, лицо — все было пропитано кровью. Даже зубы, которые, я уверен, при жизни детектива были белоснежны, теперь розовели на фоне черной дыры рта.

Помимо ножевых ранений, которых я насчитал на детективе не менее двадцати, а специалисты, я уверен, разыщут еще пару-тройку, у Гейфингера не хватало на правой руке трех пальцев. Остались большой и указательный. Судорога выпрямила их, и я машинально взглянул туда, куда показывал указательный.

Ничего, кроме распахнутого настежь сейфа, в том направлении я не обнаружил. Был сейф огромных размеров, точно такой же, как у меня в офисе, Juwell, дверца его была открыта, а все бумаги, которые там хранились — договора, пикантные фото, у которых в любое другое время я непременно бы задержался, — все было разбросано по полу. Казалось вероятным, если не очевидным, что кто-то что-то у детектива просил. Складывалось такое впечатление, что Гейфингеру задавали вопрос, а когда получали неправильный ответ, резали пальцы. Я уверен, что если бы такая система обучения укрепилась в вузах, каждый второй в нашей стране был бы академиком, и никто бы не служил в армии.

Сейф был пуст. И было уже не вероятно, а вполне очевидно, что тот, кто просил, желаемое получил. В этом нет никаких сомнений. Перекошенное лицо Гейфингера свидетельствовало о том, что он после безымянного пальца понял — убьют его все равно, так зачем терпеть такую боль.