Макс Нарышкин - Privatизерша

Тот пожал плечами и посмотрел на отца. Ошибаться второй раз ему не хотелось.

— Вино прекрасно, — подтвердил Арт мнение официанта. — Но вернемся к нашему разговору. Реально рост благосостояния обнаруживается только у незначительной группы населения. Люди из этой группы убрали стабилизационный фонд за рубеж, развивая тем экономику чужой страны и себя самих. Ведь все их активы находятся именно за рубежом.

— Вы коммунист, Артур? — рассмеялся Гордон.

— Слава богу, я избежал этой чести. Хотя, как сказать, Бен… Коммунисты ушли, оставив власть и природные богатства своим ученикам и детям. А я, не имевший влиятельных родителей и партийных покровителей, вошел в ближний круг самостоятельно. Так что я не коммунист, но с теми, кто развивает эту обольстительную идею. Сочувствующий — если хотите. Так у нас, кажется, называли тех, кого в партию не брали.

Гордон снова засмеялся. Сомерсет не повел бровью. Положительно, вдвоем они представляли страшную силу — многоликий Янус, не совершающий ошибок.

— Однажды разбитый кристалл уже бессмысленно склеивать, ибо он все равно уже не будет преломлять света, Бен. Ошибка моих правителей в том, что они постоянно молотят кристалл о пол, а потом склеивают. И чем дольше это происходит, тем хуже освещение.

Гордон пожевал губами и наклонился над столом:

— Ну, Россия всегда была страной нестабильной. Она никогда себе не принадлежала.

— Это характерная особенность всех стран, Бен. Более того, некоторые страны изначально не имеют собственной истории. Я имею в виду, что счетчик времени их истории начал отсчет для них тогда, когда они находились в зрелом возрасте. Она поднялась не из колыбели, а просто перешла из рук в руки. — Артур едва не добавил: — Как в вашем случае, Сомерсет.

— Неужели, — снова встрял тот, но на этот раз Гордон-старший осаживать его не стал. — А что же насчет Соединенных Штатов?

— Вы серьезно спрашиваете, молодой человек? — усомнился Арт.

— Без всяких сомнений. Я хочу знать, когда Америка перешла из рук в руки. Расскажите.

Вот это невежественное упрямство и заставляет их вывешивать национальные флаги во дворе, петь гимн всей семьей на Рождество, а в иракском плену бормотать в камеру: „Выведите войска, пожалуйста, иначе меня убьют“.

— Ну, что ж… Я попробую. У кого и когда вы приобрели Аляску, Сомерсет? У нас. Всего двести лет назад. Каким образом Лос-Анджелес оказался вашим? Вы купили его у испанцев двести пятьдесят лет назад. А Манхэттен вы выменяли на Суринам у голландцев. Разве вам не рассказывали об этом тренеры в футбольном клубе?

Гордон-старший расхохотался во весь голос и, щелкнув пальцами, стал трясти указательным пальцем перед сыном.

— Откуда вы узнали, что я играл в футбол? — растерянный, и оттого ставший выглядеть немного моложе своих лет спросил Сомерсет.

— По перстню победителя сезона на вашем пальце. Вы, видимо, очень гордитесь им.

— Я давно не пребывал в таком развеселом расположении духа, Артур, — признался Бен. — И скажу откровенно — вы прибавили мне уверенности в том, что с вами можно иметь дело. Я ожидал уважения к Америке и возвеличивания России. А услышал прискорбную, но правду. Сомерсет, это тебе самый впечатляющий урок бизнеса за все три года, что ты замещаешь меня в компании, — посерьезнев, Гордон отставил в сторону стакан. — Артур… Ваш друг Вад Морозов сообщил мне, что вы контролируете весь текстильный бизнес в России.

— Мой друг несколько преувеличил мои возможности. Я с женой всего лишь имею нишу в легкой промышленности.

— Вы с женой? Почему она не пришла? — искренне встревожился Гордон. И посмотрел на Вада.

Этого Арту хватило, чтобы понять, как дорого Гордон ценит информацию и как взыскателен к предоставлению неполной.

— Она почувствовала себя больной, Бен. И осталась в доме нашего общего знакомого, Эла Бедакера. Но я располагаю генеральными полномочиями, поэтому если есть от чего печалиться, так это только от того, что я не смог познакомить свою жену с двумя замечательными людьми.

Бен Гордон уважал людей, умеющих коротко высказывать истины.

— Вы позволите начать сразу, чтобы не затягивать алгоритм нашего с вами разговора?

Арт рассмеялся, и Гордон-старший недоуменно поднял брови.

— „Алгоритм“ — название моей компании, Бен. Не обращайте на меня внимания… Говорите о главном.

Гордон подумал и улыбнулся. Действительно, получилось забавно.

— Я хотел бы стать вашим дилером на всем американском рынке текстильной продукции. Это первый пункт моего вам предложения.

Арт покрутил бокал меж пальцев. Это все, чем он выразил свои чувства.

— Я в состоянии организовать сбыт продукции ваших заводов на территории Соединенных Штатов в масштабах, вас устраивающих, при том условии, что я буду единственным, с кем вы будете сотрудничать по эту сторону океана.

— А второй пункт?

— По результатам годичного сотрудничества в рамках первого пункта я или предложу или не предложу вам организацию совместного предприятия на территории Америки.

— Это более чем серьезное предложение.

— Я рад, что даете ему именно такую оценку.

Арт отстучал пальцами по столу спартаковский марш и, не поднимая головы, посмотрел на Гордона.

— Бен, в России такой вопрос сочли бы за моветон. Но здесь, я знаю, это привычное дело. Сколько вы стоите?

— Мы с сыном на данный момент располагаем бизнесом ценою в один миллиард девятьсот восемьдесят миллионов долларов.

— В чем заключается бизнес?

— Продажа тканей и пошив одежды с именной линией. Разве Вад вам не говорил? — И Гордон-старший с еще большей, чем в первый раз, тревогой посмотрел в сторону Морозова.

Тот поднял на Арта изумленный взгляд, и Артур почувствовал, как внутри него, словно лужа, растекается блаженство. Вад сопляк в бизнесе. Он заработал несколько сот миллионов и подумал, что ас. Ни разу не будучи битый серьезным внутренним моббингом и интригами рынка, он был всего лишь деловаром-перекупщиком. Он и сейчас не сообразил, что из-под его реноме-памятника только что унесли постамент.

— Какой объем сделки вы осилите?

— Простите?.. — не понял отец Сомерсета.

Арт вздохнул и откинулся на стуле.

— Мистер Гордон, я прямо сейчас в состоянии перенасытить ваш бизнес сырьем. Вы готовы к этому?

— Я был бы рад, если бы у меня не было перебоев с высококачественной продукцией.

— Последний вопрос, если позволите… В США что, встало ткацкое производство?

— Вы имеете в виду, почему я желал бы заключить контракт с вами, а не с местным предприятием?

— Именно.

— Я оценил ваши сделки на внешнем рынке. Ваша цена в полтора раза меньше той, что запрашивают предприятия моей страны. Даже затраты на перевозку и таможенные платежи позволят мне получать сырье для швейных фабрик дешевле, чем дома. Это одна из глупостей нашей страны, которых и у вас, господин Чуев, верно, хватает.