Елена Крюкова - Юродивая

Да за что заслужила я такую безбрежную любовь на земле?!.. Подай вон ту плошку с густо-синей краской, сынок… Да, да, эту… Зачерпну, мазну кистью взад-вперед: вот оно, синее небо ночное, время, когда разойдется в стороны завеса, разверзнутся хляби небесные, и углубится бездна, и я нарисую ее, бесконечность, и люди заглянут в нее, в храм придя. Люди боятся бесконечности. Люди боятся смерти. Они боятся, что ступят в бездонный колодец — и будут лететь, лететь, крича, вопя, бесконечно и беспредельно лететь, неостановимо и неподсудно, до конца, до дна, до краю… а краю-то нет… и не будет никогда… Вот что страшно, сынок!.. Люди лишь этого боятся, а не жизни вечной!.. Вот и зеленая краска: трава, лето, счастье, Солнце меж ветвей. Цветущая земля. Бросимся в траву… ляжем, нагие, под ласку лучей… Шмели жужжат, птицы поют… Я — птица… Я тоже пою вместе со всеми… Крылья трепещут… стрекоза легко садится на поющий клюв… на часто дышащее горло… Я птица… не поймаешь меня в силок!.. Давай улетим, сынок, у тебя же тоже есть крылышки, правда, маленькие, ты их сам не увидишь, я их вижу, я, ну, махай, вот так, еще, еще, поднимайся над травою, над цветами, над полем… Краской белой и золотой пишу я ромашки. Как сильно, пряно кашка пахнет!.. Мои цветы, травы мои… скирды сена, стога… я спускаюсь во Ад все ниже… все темней вокруг меня… спускаюсь во Ад, и горит алым пламенем мощная фреска, на которой уже не жизнь моя — жизнь всех людей, от начала времен, от рождения мира сущих.

Юхан, ты будешь доволен. Я расписала стену не хуже тебя. Не зря я глазела на то, как ты умело смешивал краски на палитре, как тщательно разводил их маслом и скипидаром в баночках и склянках, как наносил на холсты, картоны, на свежую штукатурку мазки, мазки, мазки, густые, цветные, сияющие, жирные, невесомые, прозрачные, бьющиеся на ветру, как стяги, глядящие глазами Спаса с хоругвей, дерзкие, как махровый пион, как разверстое женское лоно, серебристо-звездные, как переливающийся в невообразимой черной вышине зимнего неба Млечный Путь… не зря я запоминала это. Я твоя верная ученица. Я кисть твоя в твоей умершей и всегда живой руке. И я пишу мой мир — шерстью, древком, черенком, всею собой: грудями, щеками, ресницами, пятками, танцуя по стене, ярясь, неистовствуя, все запечатлевая, все сумасшедше любя! Срываюсь и шумлю, как ливень, лечу, как яркий снег! Вот он, мир мой, вот они, мои люди! А где Ты, Бог мой и жизнь моя?.. Вот Он. Свет вокруг Его головы.

Вот Я, Ксения. Из красок твоих, из света. Поцелуй меня кистью. Обними одним мазком.

Целую. Обнимаю. Неужели и Ты — призрак?!.. Всего лишь мечта моя… всего лишь рисунок, цветной рисунок на сырой стене…

Краска твоя настоящая. Значит, и Я настоящий.

Гляди, сынок… гляди, как горят Его глаза! Светятся!.. Свет — вот что главное. Гаснет свет — гаснет жизнь. Гори, звезда моя!.. над головой моей голой гори… умирать буду — луч твой войдет в мои глаза…

Мама, держи краску, а то миска тяжелая, руки тянет… я уроню… ой… ах…

Исса, Ты подхватил плошку с краской… вот рука Твоя… вот лицо Твое… Ты… с фрески… сошел?!

А ты как думала, глупая Ксения, буду Я тут без тебя стоять, без того, чтобы тебя крепко обнять, губами губы твои найти, мерзнуть тут в одиночестве, во Аде земном, на Адских лестницах, переходах и ступенях, без тебя спускаться в Адские колодцы, без тебя за руки и за ноги тонущих в кипящей Адовой смоле тянуть… только с тобой… только с тобой Я хочу и буду это делать!..

А век-то кончается, Исса мой, и я и впрямь, видать, схожу с ума: ни добро больше людям не надобно, ни свет, ни красота, и Ад показывает жало свое, и Смерть торжествует победу свою…

Ад, где твое жало?!.. Смерть, где твоя победа?!

Мама, мамочка, отчего ты побелела вся, как снег, почему ты падаешь снегом вниз, ты рассыпаешься на тысячу снежинок, летишь, ты крылья не раскрыла, ты валишься белым камнем, ты сейчас разобьешься о битый кирпич, о лбы булыжников, о надгробные плиты… мама!.. я руки подставлю!.. я поймаю тебя… твоя голова не ударится о камни… по виску кровь не польется…

Не плачь, сынок, это сурик… краплак… киноварь стекает вниз по белой стене… я зачерпываю из чашки краску и опять рисую… лечу и рисую: на лету… на весу… пока падаю… пока молюсь… пока живу…

Ксения!.. Ксения!.. и Я тоже лечу вместе с тобой!.. и сын наш летит вместе с нами… не бойся тьмы… она живая… тьма — живая… в ней звезды… в ней Солнце и Луна… в ней — мы…

…Она лежала на каменных плитах. Фрески, сделанные ею, светились и горели над ней. Мальчик, плача, отирал мокрой тряпкой ее голый, в крови, лоб: то ли разбитый, то ли простреленный. Человек в рубище стоял рядом, подняв над ней руку, сложенную как для знамения.

В дырявых стенах выл и смеялся приречный ветер; замерзшие ветки тальника звенели друг об дружку; в проеме арки видна была широкая, как столбовая дорога, серебряная зальделая река, выгибавшая нежное тело под сильными руками дикого ветра, и острые звезды входили под сердце, играя, дразня, обжигая.

Я волчица. Я гляжу в небо, на звезды, и вою.

Я волчица, и я ползла с запада на Восток и с Востока на Запад; и с Севера на Юг и с Юга на Север; я женщина-зверь, я не человек. Меня уже много: у меня есть лапы, зубы, хвосты, крылья, клювы, ряды молочных сосцов. Я женщина-стая, и я вожак. Я веду свою стаю, и она останется жить. Смотрите, какое зарево над лесом! Оно горит и пламенеет. Ты отстрелял моих щенков. Но я не загрызу тебя. Я тебя пощажу. Ибо ты и мой сын тоже; из нутра моего породила я тебя. Сосцами своими вскормила я тебя. Подними только руку свою на меня. Попробуй.

Я висельница. Я кандальница. Не устала ты, мать?.. Нет, не устала. Семь железных, семь каменных башмаков. Привычная. Как меня били. Как меня любили. Я великая старуха. Всюду ледники. Они поднимаются; они идут. Дома-льды, люди-льды. Их пальцы гладят мою голову снегами. Их глаза горят прорубями во льду речном. Я подхожу к проруби, босая, опускаю туда руку, в черноту и холод. Река из слез людских. Вот ты и замерзла. А мне весело. Я играю и танцую. И песня летит из уст моих. Седая дура, что ты прыгаешь?!.. Или жить надоело?!.. Да я жить только начинаю. От ваших пут, от ваших запретов, от вашей беспросветной лжи освободившись.