Эдуард Тополь - Новая Россия в постели

Это случилось назавтра после моего дня рождения. Сам этот день был потрясающий, потому что впервые в жизни я очень по-европейски его отпраздновала. Я не заходила на кухню, я не готовила ничего. Мы провели полдня в постели, утром у нас был потрясный секс, я после него валялась в кровати, раскрывала кучу разных пакетиков, коробочек с подарками и конвертиков с поздравительными открытками. Я была очень счастлива — просто как счастливая мамочка, которая родила ребенка и которой нельзя вставать. Днем мы пошли в ресторан, потом мы были в концерте. Мой первый и по-настоящему семейный день рождения. А назавтра мы пошли в сауну. Это частная сауна одного моего пациента, я его семилетнего сына из истерии вытащила. Он не знал, как меня благодарить, предлагал стать его любовницей, пригласил в сауну своей фирмы. А я в эту сауну притащила всю нашу компанию. И в этой сауне лопнул воздушный шар моего благополучия. И я поняла, насколько иллюзорна моя стабильность. Ведь мне-то казалось, что раз мы с Мартином такие красивые, такие хорошие, то люди, видя нас, безумно радуются. А оказалось, что многие просто завидуют. Нет, не просто завидуют, а активно стараются нас разлучить и разрушить. Но это не раскрылось бы еще очень долго, если бы не новая аспирантка Савельева, которая приехала из Архангельска. Я не знаю, что нашел в ней Савельев, на мой взгляд, эта Вероника ужасно провинциальна. Правда, я тоже из провинции и не вижу в этом ничего зазорного. Провинциальность — это хорошая черта, хотя меня все воспринимают натуральной москвичкой. Но у Вероники провинциальность ужасная. Во-первых, у нее говор не просто архангельский, а какой-то дубово-кондовый. Во-вторых, она вся какая-то затюканная и неаккуратная. Я увидела ее первый раз в сауне в каком-то застиранном купальнике серо-желтого цвета. Она в нем выглядела как в использованном презервативе. Господи, да лучше раздеться, чем такое безобразие! Поскольку мы с Мартином всегда обсуждали новых женщин, которые появлялись в нашей компании, я была спокойна, я считала, что контролирую свою территорию. Потому что, как раньше с мужем, я никогда не хулю Мартину женщин, которые возникают на его горизонте. Я поступаю тоньше, в психологии это называется «подстройка с переключением». Как это происходит, я уже рассказывала. Если вашему мальчику 25 — 30 и на его горизонте появляется новая девушка, то, какая бы она ни была, он на нее западает. И если ты скажешь ему: «Зачем она тебе нужна?», то мужчина будет тебе противоречить. Как это зачем? Поэтому, когда у нас появлялась новая девушка и я видела восхищенные глаза Мартина, я никогда не говорила: «Мартин, она плоха». Я начинала поддерживать его: да, ты прав, она и там хороша, и здесь в порядке. И двигается неплохо, и глазки есть. И когда он понимал, что я не конкурирую с ней, а разделяю его восторги, он убирал защиту. И тогда можно делать все, что угодно. Например: да, ты прав, она прелестна, но вот левое ухо у нее больше правого. И она, конечно, стройна, но коротконога. И он говорил: черт возьми, ты права! А если бы я то же самое сказала раньше, он бы меня послал: знаешь, дорогая, ты просто завидуешь и придираешься!

Но в этот раз моя система не сработала. Во-первых, я была слишком уверена в себе. Во-вторых, эта Вероника не нуждалась в таком тонком подходе, все ее прелести были и так видны. Потому что она явно неладно скроена. Я люблю либо изящных девушек, а если уж у нее есть тело, то чтобы оно было как-то по-женски распределено. Чтобы это не было наляпано кусками где-то и как-то, а были талия, бедра, красивые ягодицы и вообще силуэт вырисовывался. Я на этом настаиваю, иначе женщина просто не женщина. А Вероника очень грубо скроена. Коротконогая, широкоплечая, и я бы не сказала, что полная, но ощущение какой-то громоздкости, неповоротливости. Но что в ней действительно ярко — если быть до конца откровенной — она очень дерзка в общении. Она не боялась высказываться, она не боялась громко говорить и открыто представляться даже не Вероникой, а Никой. Как богиня и некий фестивальный приз. Но она бы никогда, конечно, не посягнула на мою территорию, уж очень очевидно, что ей рядом со мной просто делать нечего. Если бы… Если бы она не пришла в сауну с женой Савельева Заремой, которая просто использовала ее. Конечно, это не сразу открылось, но у меня уже нет ни сил, ни пленки рассказывать вам все подробности этой интриги, расскажу только суть.

Итак, Зарема. С первой минуты моего появления в доме Савельева я ощущала ее неприязнь ко мне. Но она восточная женщина, не то таджичка, не то киргизка, она никогда не проявляла этого. Говорят, что восточные женщины коварней восточных мужчин, я, конечно, не расистка, но в моем случае это подтвердилось. Хотя трудно было даже предположить, что она ненавидит меня до такой степени. Правда, если посмотреть на эту историю ретроспективно, то и Зарему понять можно. Что у нее за жизнь? Муж гений, это общепризнано, все им восхищаются, а про нее ни слова. То ли она есть, то ли ее нет, никто ее в упор не видит. Савельев каждые два месяца шумно влюбляется в новую девушку и тащит ее в супружескую постель, для него секс втроем и гарем — стиль жизни. Советская власть кончилась, и Зарема, как восточная женщина, возражать не смеет, не ехать же ей назад в Душанбе! К тому же у мусульман гарем в порядке вещей. И она разработала свою систему защиты: самых опасных, с ее точки зрения, конкуренток она сплавляет от мужа Мартину. А поскольку Мартин видит мир глазами Савельева, для него любая девушка, в которую влюблен Севельев, — идеал красоты и предмет обожания. Думаю, что в моем случае было то же самое. А я-то, идиотка, этого не понимала и удивлялась: как так? Савельев в меня влюблен, пригласил в аспирантуру, увел от Загоряева и вдруг своими руками отдал Мартину! Но оказалось, что все проще: Зарема с первого дня решила, что я для нее безумно опасна. Что я эдакая провинциальная тигрица, которая не просто переспит с ее мужем, но вообще заберет его. И она внушила и Савельеву, и Мартину, что я для Мартина идеальная пара. Я и умна, и красива, и все такое. То есть говоря по сути, это ей я обязана своим романом с Мартином. И все в ее системе сработало так, как было задумано, за исключением одного: Савельев, даже переключившись на других девушек, менее для Заремы опасных, меня не разлюбил ничуть. Когда я поселилась у Мартина, он от нас не вылезал. Он приводил к нам своих новых возлюбленных, он ел мои блинчики, он купался в нашем комфорте и обожании. А когда я ушла от Мартина, именно он внушил Мартину идею нашего воссоединения. И стал снова у нас бывать, бывать, бывать.

А Зарема решила, что я с ним сплю. Или возненавидела меня от ревности, потому что невозможно вынести восторги и комплименты, которые в течение двух лет расточает твой муж другой женщине! Обо всех своих других влюбленностях Савельев забывал через два-три месяца, они исчезали с Зареминого горизонта, как затонувшие лодки, а я — никак! И она использовала эту Веронику как торпеду для подрыва моего свадебного корабля. Она стала внушать ей, что Савельев, конечно, академик и гений, но уже старый и толстый, а вот Мартин — Мартин ей в самую пору. Он и молодой, и американец, и аристократ, и племянник сенатора, и с потрясающими перспективами. Он далеко пойдет, он может стать послом, министром, секретарем ООН. А я ему никакая не пара, я наглая и развратная, я лесбиянка и сволочь. А она, Вероника, лучше меня, чище, умней, талантливей.