Генри Миллер - Нексус

Кронский замолк, дав время оценить его слова.

— Но на такое я не способен. Все же я ваш добрый друг, не так ли, мистер Миллер? И не стоит меня прогонять за то, что я пытался оказать вам услугу.

Стася стояла перед нами совершенно голая, держа в руке трусики. Слегка очухавшись, она стала натягивать их на себя, но пошатнулась и упала. Поспешившую на помощь Мону она с силой отпихнула.

— Оставьте меня в покое! — выкрикнула Стася. — Я сама могу позаботиться о себе. Не ребенок. — С этими словами она поднялась, какое-то время стояла в полный рост, а потом, согнувшись, заглянула себе между ног. И внезапно расхохоталась неестественным, безумным смехом.

— Выходит, я нормальная, — проговорила она, давясь от смеха. — Какая ирония судьбы! Нормальная только потому, что во мне есть отверстие достаточно большое, чтобы туда можно было что-то засунуть. Ну-ка, дайте мне свечу! Да побыстрее! Наглядно продемонстрирую вам, какая я нормальная.

Свои слова Стася сопровождала неприличными жестами и крутила тазом, извиваясь словно в оргазме.

— Дайте свечу! — вопила она. — Большую, толстую и черную! Покажу вам, какая я нормальная!

— Стася, умоляю, перестань! — просила Мона.

— Да уж, не стоит, — сурово произнес Кронский. — Обойдемся без подобного представления.

Слово «представление» подействовало на Стасю как красный цвет на быка.

— Это мое представление! — взвизгнула она. — Сегодня бесплатное. Обычно, когда я изображаю дурочку, мне платят. Ведь так? — И она повернулась к Моне. — Ведь так? — прошипела она. — Или ты не говорила, откуда взялись деньги на квартплату?

— Пожалуйста, Стася, ну пожалуйста! — взмолилась Мона. В глазах у нее стояли слезы.

Но Стасю уже понесло. Схватив стоявшую на комоде свечу, она поднесла ее к срамным губам, не переставая вращать бедрами.

— Разве такое не стоит пятидесяти долларов? — истерически кричала она. — Один тип заплатил бы мне больше, но тогда пришлось бы разрешить и кое-что еще. А я этого не люблю. Во всяком случае, с извращенцами.

— Прекрати! Остановись или я уйду! — Это Мона.

Стася замолчала. Свеча упала на пол. Лицо ее приняло новое выражение. Натягивая блузку, она спокойно проговорила, обращаясь ко мне:

— Знаешь, Вэл, если кого-то надо унизить, то всегда — меня, а не твою драгоценную женушку. Ведь мне незнакома мораль. Я знаю только любовь. И если нужны деньги, всегда готова разыграть представление. Раз я сумасшедшая, так чего церемониться? — Оборвав монолог, Стася молча направилась к гардеробу и, выдвинув один из ящиков, вытащила оттуда конверт. — Вот это видишь? — спросила она, помахивая им. — Здесь чек от моих опекунов. Хватит, чтобы заплатить за квартиру. Но, — и она хладнокровно порвала конверт в клочья, — мы ведь не нуждаемся в таких деньгах. Нам нужно что-нибудь эдакое… разыгрывать представления… изображать из себя лесбиянок… притворяться, что мы только изображаем лесбиянок. Одно притворство… Меня от этого тошнит. Почему не притвориться просто людьми?

Ее прервал Кронский:

— А зачем притворяться? Ты и так человек, да еще какой! В тебе, правда, порядочно всякой дряни, откуда она взялась — не знаю. Скажу больше — и знать не хочу. Будь я уверен, что меня выслушают, убедил бы тебя бежать отсюда, бросить эту парочку. — Кронский презрительно посмотрел на нас с Моной. — Пусть сами справляются со своими проблемами. Ты им не нужна, а они тебе тем более. Нью-Йорк не для тебя. По правде говоря, не представляю, где ты придешься ко двору… Но я о другом… Я пришел сюда как друг. Ты нуждаешься в друге. Эти двое даже не догадываются о смысле этого слова. Из вас троих ты — на мой взгляд, самая здоровая. И самая гениальная…

Я думал, он никогда не кончит. Но внезапно Кронский вспомнил о назначенной встрече и быстро ушел.

Вечером того же дня — женщины решили на этот раз остаться дома — случилась любопытная вещь. Произошло это сразу же после ужина, во время приятной беседы. У нас кончились сигареты, и Мона попросила меня порыться в ее сумочке. Обычно там на дне что-нибудь да находилось. Я встал и подошел к туалетному столику, на котором лежала сумка. Открыв ее, я увидел конверт, адресованный Моне. Почерк Стаси. Тут же подлетела Мона. Не прояви она такую прыть, конверт вряд ли заинтересовал бы меня. Но она поспешно схватила его. Я вырвал у нее конверт. Она попыталась отнять его у меня, завязалась борьба, во время которой изрядно потрепанный конверт упал на пол. Стася быстро подобрала его и передала Моне.

— С чего, собственно, переполох? — спросил я, непроизвольно повторяя любимую фразу Кронского.

— Не твое дело, — хором ответили женщины.

Больше я ничего не говорил. Но мной овладело любопытство. У меня было предчувствие, что случай увидеть письмо еще представится. А сейчас лучше притвориться, что я утратил к нему интерес.

Зайдя перед сном в туалет, я обнаружил обрывки конверта в унитазе и удовлетворенно хохотнул. Примитивный прием. Хотят, чтобы я поверил, будто письма уже не существует! Но меня не так легко провести. Выловив обрывки, я внимательно их изучил. Никаких следов письма. Я не сомневался, что само письмо не уничтожено, его сразу же прибрали и на этот раз запрятали подальше.

Через несколько дней я получил довольно любопытную информацию. Она вышла наружу во время горячего спора между подругами. Спор развернулся у Стаси, в маленькой комнате, где они обычно уединялись, чтобы обсудить свои секреты. То ли они думали, что меня нет дома, то ли настолько увлеклись, что уже не следили за собой, только я услышал нечто такое, чего явно не должен был знать.

Мона с жаром отчитывала Стасю за бездарно истраченные деньги. Швыряется деньгами как идиотка! Что еще за деньги? Я ничего не понимал. Она что, наследство получила? Как я понял, Мона особенно рассвирепела из-за того, что Стася дала какому-то болвану — имя болвана я не разобрал — тысячу долларов. Она уговаривала подругу попытаться забрать у него хотя бы часть денег назад. Ни за что на свете, повторяла Стася — ей плевать, что болван сделает с ее деньгами.

— Ты так неосторожна, что тебя как-нибудь вечером ограбят, — услышал я слова Моны.

И невинный ответ Стаси:

— Зря потеряют время. У меня ничего нет.

— Ты истратила все деньги?

— До последнего цента.

— Ты с ума сошла!

— Это не новость. А что еще делать с деньгами, если не швырять их на ветер?

Я достаточно услышал и решил пойти погулять. Когда вернулся, Моны дома не было.

— Куда она ушла? — спросил я без беспокойства, но заинтересованно.

В ответ Стася только хмыкнула.

— Она что, разозлилась?

Опять неопределенное хмыканье, и потом:

— Кажется, да. Не беспокойся, она вернется.