Михаил Евстафьев - В двух шагах от рая

…потухший и желтый, пепельно-желтый, будто зола от

гепатита…

сказал: «Ага», пыхтя «Беломором», вынес графинчик, тарелочку с черным хлебом и холодный, жалкий,

…будто со времен гражданской войны ее никто так и не съел…

кусок курицы.

Появились лысый, невысокий, с усиками директор, повара – совсем юный Гриша,

…еще не призывали…

ругавшийся отборным матом, куривший папиросы, а за ним – главный повар – усатый бородатый Шурик, мелкого роста, который приставал к двум не очень молодым и не очень интересным на вид, с ядовито-яркой помадой на губах,

…слегка помятым после сна…

зевающим официанткам – Вале и Жене. Повар подкрадывался к ним сзади, даже когда вагон-ресторан заполнился посетителями, щипал их за попки или щекотал подмышками и хихикал: «Ну, сейчас не до нежностей, работа. Погоди, вечером приду и трахну!» При этом он противно хихикал и дергался.

Возможно, что именно эта глупая фраза, как-то косвенно указывавшая на легкодоступность официанток, пробудила в Шарагине желание.

…а вот эта ничего… на безрыбье и рак рыба…

– Еще один, – он постучал вилкой по графинчику, когда официантка остановилась у соседнего столика. – И яичницу. Может, какой салатик есть?

– Столичный.

– Хорошо.

Городской, а после загородный пейзаж, представший в мрачных серых красках непогоды, помелькав за окнами, сменился темнеющими с иссякающим днем лесами, перелесками, садовыми участками с натыканными уродливыми фанерными домишками-скворешниками, сиротливыми деревеньками.

Выпил, закусил принесенным салатом.

…в принципе, милая мордашка…

Какое-то с первого же взгляда взаимопонимание обозначилось, симпатия что ли. И, двигаясь взад-вперед по вагону-ресторану, не скрывала официантка улыбки, один раз прыснула со смеха, так заворожено наблюдал за ней офицер за столиком, что она обслуживала.

Постояли, покурили в тамбуре. Женя. Евгения. Красивое имя. И так легко общаться с ней, такая контактная, простая. Откуда родом, да как сюда попала расспросил. Скучно в глухомани российской до старости проторчать, а на поездах – и города разные повидаешь, людей всяких повстречаешь. Пока замуж никто не берет, самой кое-что подзаработать, накопить, пожить свободно.

В ответ Шарагин про себя в двух словах объяснил. Про войну – ничего, и про ранение – молчок, что к новому месту службы едет доложил, и хватит. Просветил глупышку: на флоте не такие, как у него, тельняшки носят, в воздушно-десантных войсках он служит. Разница большая! Да она, кажется, и раньше знала, просто разыгрывала, подшучивала над ним. Какой десантник не обидится, когда его за моряка принимают?! Простил. Понял, что с юмором девчонка. Старый анекдот пришел в голову, рассказал, вместе посмеялись. А то вдруг стало не о чем говорить. Женя позвала:

– Пошли, потом поговорим еще…

Расчет ее Олег сразу не углядел, не распознал. Официантка наученная, хоть и девчонка еще, недавно небось школу закончила, а хваткая, отпечаток войны в глазах незнакомого хорошенького усатого офицера угадала, – из Афгана, откуда ж еще? – да и шрам подтверждал, что после ранения человек, а значит – натерпевшийся, навидавшийся, но главное – из заграницы следует, не с пустыми карманами, и раз так к женщинам тянет его, истосковался, видать. Легко такого в оборот взять, пококетничать – он мигом клюнет. Молодые офицеры, знала Женя по опыту, – как дети, которых поманить конфетой ничего не стоит, даже жалко их порой – знающих свое дело в мире армейском и абсолютно наивных, беспомощных в мире реальном. Только завидят юбку – сразу петухами начинают ходить, гусар из себя строить, особенно когда выпьют.

…вообще-то она ничего, симпатичная… подождем, пока она

освободится, уже скоро закрываться будут…

Заигрывала Женя взглядами, и с каждой новой улыбкой наваливались на Шарагина грешные мысли, будоражили воображение. А где? Как? Никогда таким раньше он не был, не бросался на первую встречную. Но тут – приспичило! Вот Чистяков – тот мастерски обхаживал представительниц слабого пола, тот без победы с поля боя не уходил. Как бы не оконфузиться! Нет.

…«налит весь мужскою силой!»…

И от ворот поворот получить в таком деле – обидно.

…а-а-а… я знаю! я ей косметичку подарю… тогда уж наверняка!..

Он допил, закусил, вернулся в свой вагон, открыл купе, полез в чемодан. В Кабуле он купил две косметички – завидный подарок для любой советской женщины: и пудра тебе есть, и тени.

…для Лены и для мамы… ничего, маме я подарю платок…

На дне чемодана, рядом с косметичками лежал бумажный сверток.

…дневник Епимахова… я забыл передать дневник… потом,

потом!.. тут такое дело наклевывается!..

Вагон-ресторан закрывался. Директор то и дело гасил свет, чтобы выгнать оставшихся за столиками посетителей.

…какие-то не наши, поляки что ли?.. пше-пшекают… с официантками

кадрятся… опередили! облом, товарищ старший лейтенант…

хорошо, что косметичку не успел подарить… да и не такая уж она и

симпатичная!.. дурость какая-то! на что я позарился?.. бес попутал…

Купился на женское внимание, на блеск игривый в глазах, на соблазнительно виляющие бедра, на фальшиво-ласковый тон! Дурак! Мальчишка!

Чтобы не оказаться в идиотском положении, Шарагин попросил выпить и закусить, но Валя сказала через плечо, что все, мол, кухня закрыта. А Женя, та и от разговора не оторвалась. Забыла про офицерика.

– Я договорюсь, – предложила баба Маня, – отпустят… сколько тебе? Грамм сто пятьдесят? Сейчас принесу…

Читал Шарагин под перестук колес записи лейтенанта Епимахова.

…все они, бабы, одинаковые…

И дневником назвать это было бы не совсем верно. Лейтенант использовал карманного размера записную книжку с алфавитом. В основном дневник представлял собою собрание хаотичных записей: зарисовки, мысли, услышанное. Почерк был не всегда аккуратный, почти без наклона. Записи делались ручками разных цветов и карандашом, с перерывами, судя по датам, от случая к случаю. Первые месяцы после прибытия в Афган Епимахов писал много.

…«Есенин у нас свой объявился», – вспомнил Шарагин слова

Пашкова. Прапор считал, что Епимахов пишет именно стихи…

отчасти был прав…

«Завтра летим за речку, там идет настоящая война. Ночь на Ташкентской пересылке. Первый раз в жизни полечу заграницу.»

Смешно теперь вспоминать приключения Епимахова. Мужики по полу катались, когда он рассказал.