Татьяна Набатникова - День рождения кошки

Именно так я хотела сначала назвать эту книгу. Предвидя высокомерную иронию мужчин, заранее согласна: да, только женщина могла сочинить столько рассказов, весь смысл которых состоит в осмыслении кажущихся бессмысленными действий любви.

Разумеется, мужчины решают в литературе, как и в жизни, более высокие задачи. Но решение становится им по силам только в одном случае: если любовь у них уже есть. Лишившись любви, они так же, как и женщины, лишаются и всего остального.

Меня очень занимает вопрос: зачем человеку другой? Я пристаю с этим вопросом именно к мужчинам: важно знать, что думают те, для кого любовь — не главное.

Отвечают: для подтверждения твоего существования. Мы ничто, пока любовь другого не превратит нас в нечто.

Спрашиваю: хорошо, но почему этот другой должен быть противоположного пола? Почему не друг, почему не родители, не дети?

Недавно я получила в ответ такое предположение: жизнь — это цепь умираний и воскрешений, каждый день мы уходим в сон, как в смерть, и пробуждаемся, словно воскресаем. Попробуй обойдись без этих чередований. Соединение мужчины и женщины в любви (не обязательно физическое — достаточно слияния, спевания двух радостных голосов по телефону, достаточно письма, читаемого взахлеб, достаточно мысли, прокинутой мостиком к другому) — тоже своего рода умирание, за которым следует возрождение. Насколько эта цикличность необходима и важна, мы понимаем, только лишившись ее.

«Имеем — не ценим, потеряем — плачем». Это — о любви.

Автор

Они удивлялись: почему А-стап?

И что тут удивительного?

— Мой отец был командиром отряда по борьбе с басмачами!

— Это объяснение? — не понял Гарик.

— Ну как же, — вполсилы своего голоса сказала Женя, взглянув на Астапа вполвзгляда и улыбнувшись ему вполулыбки (это обидно: мало). — Как ты не понимаешь, Гарик: героический отец Астапа был командир отряда, если Астап не путается в истории и хронологии, а комиссаром у него был, верно, какой-нибудь Остап, но командир не знал, что пишется через «О», так и назвал.

Она произнесла это со старательным демократизмом, следя, чтобы ни насмешки, ни высокомерия — ни-ни.

Астап злился и жал на акселератор.

Конечно же они звали его «товарищ Бендер». Они — сборная республики по легкой атлетике. Понятно, заемная сборная: россияне.

Он возил их весь месяц тренировочных сборов: утром на стадион — двадцать пять километров, потом на обед, вечером снова на тренировку. Команда с комфортом размещалась в загородном пансионате. Они-то с комфортом, а он, Астап, за рулем до десяти вечера! Каждый день!

— Астап, да тебе дадут два отпуска!

— Догонят и еще дадут, — отвечал он. — А если мало, так прокурор добавит.

У него было двое маленьких детей, но их маму он отвез туда, откуда взял, а деток воспитывали его родители. Он был вольная птица, и что ему делать дома? Но вот куражился:

— Нет, я уволюсь, зачем мне это, с какой радости!

И чем интереснее ему было со спортсменами, тем больше артачился.

Команда не обращала на его капризы никакого внимания. Ну, уйдет этот — дадут другого, им какая разница, они и к другому будут относиться с тем же дружелюбным равнодушием.

— Эй, Астап, поехали, что ли!

Им уже надоело объедать шелковицу у ворот пансионата, а Астап все моет и моет своего Мустанга. Он упрямо поливает его из шланга, трет тряпкой — уже четвертый раз, но нервы у спортсменов резиновые, все-таки они — сборная республики. Тренер ждет их на стадионе — у него тоже хорошие нервы.

Наконец выезжают. Команда располагается внутри Мустанга, раскидав свои накачанные, как автомобильные шины, ноги, а то и вовсе прицепив их висеть на поручне (Астапа это злит) — по одному на сиденье, и только двое вместе, всегда рядом — муж и жена: Костя и Женя.

У шлагбаума остановка: проходит электричка, Астап откинулся, глядит в зеркало все туда — в салон.

— Еще хорошо, что не товарняк, а то было бы вагонов сто пятьдесят — сто восемьдесят!

— Ха-ха!.. Ну ты, Гарька!..

— А что? Ну, шестьдесят.

— Шестьдесят еще куда ни шло.

— Но один-то раз было сто пятьдесят!

Те, пара, улыбаются, как посторонние, и помалкивают себе, как будто одни из всех что-то там знают. Пароль, по которому пустят в рай.

И что уж такого они знают? Подумаешь, Астап и сам был женат и точно помнит, что никакой загадки там нет.

Сидят себе молчком, но видно, что думают о чем-то вместе, сложив усилия, — как будто поодиночке им не додуматься. Отработают на дорожке — и снова друг к другу поближе: нести сообща свою невидимую ношу. Что за ноша — догадаться бы.

— Завтра расслабьтесь, — сказал тренер команде перед отборочными соревнованиями. Премудрый, он отправил их в горы, поручив аборигену Астапу.

Расчет тренера был ясный: там, в горах, они дадут себе хорошую часовую нагрузку, недостаток кислорода на высоте заставит их печень срочно перестроиться и выдавать в кровь столько гемоглобина, сколько внизу не требовалось. И после, спустившись в долину, с разогнавшейся-то печенью — вот побегут!

Астап проникся важностью задачи и повел себя как командир подводной лодки, действуя сурово, значительно и беззвучно.

— Астап, кого ждем?

— Спокойно.

— Астап, а куда ты нас везешь?

— Куда привезу, там и будете.

— Отдадимся в руки судьбы.

Астап развил тайнодействие: на страшной скорости он гнал Мустанга в дебри селений, с воем мотора заруливал в закоулки и тупики и вполголоса объяснялся там с какими-то темными личностями на здешнем языке, а те скупо кивали, молчаливыми жрецами поглядывая на спортсменов внутри Мустанга.

— Террористы…

— Будут снимать скальп, приготовьте ваши черепа!

Оказалось, Астап всего лишь раздобывал хорошие шашлыки, хороший мангал и хороший уголь.

В горах, почти у самой цели, дорога оказалась перекрыта железными воротами на амбарном замке: зона заповедника. Объезда не было: скала, обрыв, и уже скопилось перед воротами несколько машин и автобусов. Слонялись рядом приунывшие туристы.

— Астап, давай разгоняйся — и просто перелетим, чего там.

— Можно с шестом…

Он вышел разведать обстановку (вдогонку: «Астап, ты захватил свой кольт?»). Ни будки, ни ключника — но народ на что-то вяло надеялся.

Сборная республики тоже выбралась наружу, размяла мускулы и расползлась по крутому склону.