Венсан Равалек - Гимн шпане

Чтобы отвязаться от нее, адвокат согласился отсрочить платеж, следующее слушание было перенесено — в деле не хватало материалов, без которых истец выступать не мог, суд шел своим чередом. Группа школьников бурно обсуждала судебное разбирательство: для угонщика условное осуждение — большой подарок, а испытательный срок удержит его от рецидива; училка была того же мнения: прекрасное решение, которое оставляет ему шанс. Ребята были ненамного младше обвиняемого, может, на год, максимум на два; не согласен, угон машины — это не шутка, сказал мальчик, сидящий с краю, для простых людей машина — большая сумма, страховка не покрывает ее целиком, по-моему, неправильно, что этот парень ни фига не получил. Я начал нервничать, мой грузовик стоял снаружи, а я не знал, сколько времени это продлится. Дело выносится на обсуждение, сказал судья, и вот перед ним уже всхлипывала мадам Рэнье; понимаете, я просто потеряла голову, — оказалось, она украла белье в универмаге. Это трагедия повседневности, понятная каждому из нас, результат попытки разжечь угасающее пламя, спасти брак, который терпит крушение, заливался соловьем адвокат. Мадам Рэнье вернулась наместо; прикладывая к глазам платок, адвокат показал мне на дверь, и я вышел вслед за ним. В коридоре адвоката окликнули: мсье, мсье,— это была мадам Рэнье, — как, вы не останетесь до конца? Адвокат замер на месте: мадам Рэнье, мне платят за то, чтобы я вас защищал, а не за то, чтобы я проводил полдня в ожидании решения, суть которого мне известна с самого начала; как я и говорил, вам придется заплатить небольшой штраф, и, надеюсь, суд удовлетворит мою просьбу не вносить никаких записей в соответствующий раздел вашего досье.

На улице сияло солнце, красотка-«мазда» адвоката стояла через две улицы, мы сели и сразу перешли к делу; да, он был не прочь совершить крупную сделку, но боялся рисковать и сто раз возвращался к одним и тем же вопросам, желая точно знать, во что влезает, и поэтому досконально прощупывал почву: откуда я беру товар и правда ли, что опасность сведена к минимуму; это от вас зависит, говорил я, вы покупаете, вы и продаете, так что весь риск исходит от вас, не от меня. Тогда он стал настаивать, чтобы я предъявил ему паспорт, это будет дополнительная гарантия; так не пойдет, сказал я, если что-то случится, вы, в отличие от меня, выйдете сухим из воды, и он со мной согласился.

— Мой план — создать четко организованную сеть по всей Франции, а не кучу проблем себе и другим.

И я подробно объяснил ему, какой вижу свою компанию, как представляю себе ее развитие. Официально это будет компания какого типа? — спросил он. Скорее всего, ООО, сказал я, по-моему, для начала это самое лучшее, он одобрил, после нашей беседы он, похоже, успокоился, мы вернулись к грузовику, я пересел и поехал за ним к его дому, он сказал, что будет безопаснее посмотреть товар в другом месте.

— Вы здесь живете? — спросил я.

Дом выглядел солидно, не красно-кирпичный, но внутри почти не было мебели, только гигантская кровать и зеркала по стенам, — о предназначении квартиры было нетрудно догадаться.

— Нет, я пользуюсь этой квартирой в особых случаях.

Я затащил к нему аппаратуру, думал, он посмотрит, но он не вскрыл ни одной коробки, как будто ему было наплевать, что там лежит. Я удивился: у мужика куча денег, с какой радости ему взбрело в голову ввязаться в это дело? Он заплатил мне без разговоров, правда, стал торговаться, но я это предвидел и сбавил ровно на столько, на сколько рассчитывал, он выдал всю сумму наличными, и через четверть часа я уже отчалил, имея в кармане пятьдесят штук, из которых десять процентов причиталось посреднику — сказано, сделано, но и без того навар вышел нехилый, только представьте: пятьдесят штук чистоганом, здоровенная пачка.

В полдень я позвонил Мари-Пьер, мы договорились, что она будет ждать моего звонка в баре; она подняла трубку: с Моктаром все улажено, мой агент уже проявлялся, она собиралась на деловую встречу на Восточный вокзал, приятель Саида отвезет ее на машине. Я сказал: заплати ему за услугу сто франков; у нее явно был коммерческий талант, она записывала все в свою тетрадь, наши доходы постепенно росли.

—Ты меня любишь?

Конечно, люблю, нам приходилось разговаривать почти шепотом — рядом с ней вертелся Саид, не хотелось при нем разводить нежности, а я звонил из табачной лавки. Она спросила, когда я вернусь.

— Сегодня вечером, — отвечал я, — или завтра.

У меня осталось несколько видаков, я решил поехать проселочной дорогой и толкнуть их по пути. Мы еще немного помиловались на расстоянии, и я положил трубку, поскольку люди стали выражать нетерпение. Выехать из Лилля было несложно, я свернул на проселочную дорогу, потом на другую и, хорошенько изучив карту, решил ехать через Бетюн, дальше по побережью и после развилки взять курс на Абвиль, Амьен и Париж. На выезде из городка я увидел тюрьму и подумал: ведь деньги, что лежат у меня в кармане, принадлежат этим беднягам, — учитывая, сколько вытянул из них адвокат, им небось на жратву в тюремной лавке не хватает; как правило, в пути у людей разыгрывается воображение, и я размечтался о своей будущей империи: я мог бы сотрудничать даже с госучреждениями, главное, договориться с хозяйственником, тут можно здорово нагреть руки, ради такого дела сварганить счета фактуры пара пустяков, я дал себе слово по возвращении поработать над этим вопросом. Я продолжал забирать вправо, чтобы проехать берегом мимо форта Магон, это было глупо, но кто знает, когда еще выдастся такая возможность, а, сделав крюк, я потеряю от силы пять минут.

Здесь я впервые переспал с девушкой: это случилось в старом блокгаузе за дюнами, ночка была темная, сначала я показал себя полным профаном и чмокнул ее в нос, ей пришлось всему меня учить — куда совать язык и остальным штучкам. Девушку звали Уэнди, ее подружку — Глэдис, я живо помнил это приключение; они были сироты, мы изобретали план их побега, обе жили в приюте, жутком крысятнике, но по возвращении я потерял их адрес, и больше мы не виделись. С пляжа я повернул на улицу, тут ничего не изменилось, разве что появилось больше магазинов, и вообще городок выглядел почище и побогаче, к фасаду казино пристроили стеклянную веранду, я свернул направо, был отлив, и пляж казался огромным, точно как в моих воспоминаниях. Блокгауз, полузанесенный песком и разрисованный граффити, никуда не делся, я хотел заглянуть внутрь, но оттуда несло мочой, и я поехал дальше, — было около шести, чтобы оказаться в Париже до темноты, следовало поторопиться.

После Абвиля можно было объехать Амьен, рванув напрямик через Бове, что я и сделал; правда, из Амьена я попал бы на магистраль, но было здорово катить среди полей с открытыми окнами под громкую музыку и спокойно прикидывать планы на ближайшее будущее. Я уже предупредил своего поставщика в Гавре, оказалось, у него наготове ходовой товар, но, чтобы пореже мотаться к поставщикам, срочно был нужен склад, хотя бы место на складе; я собирался организовать все к лету, и шансы у меня были хорошие. Я так «ловко» рулил по проселочным дорогам, что вскоре оказался в совершенной глуши, бумаги, которые лежали у меня на приборной панели, закрывали датчик бензобака, и когда я вспомнил о своей оплошности, стрелка находилась в красной зоне. Впереди была развилка — впрочем, до нее еще надо добраться, — налево восемь километров до деревни или направо по магистрали к Бове. Я решил заехать в деревню, мне совершенно не улыбалось остаться без бензина в чистом поле, пусть и на подъезде к Бове.