Андрей Шляхов - Главврач

— Не дождетесь! — ухмыльнулся Константин. — Плохая новость у меня такая — наши с вами выходные накрылись медным тазом.

Другая женщина начала бы охать и ахать — да как же так? ой, у меня столько планов было! — а Нина Лазаревна даже бровью не повела. Надо, значит — надо!

— Но зато скоро мы станем жить лучше и веселее!

Нина Лазаревна и эту новость восприняла ровно, только трижды стукнула костяшками пальцев по столу — ах, не сглазить бы.

На финансы новый генеральный директор поставил броскую эффектную брюнетку, в которой Константин сразу же, в момент представления ее коллективу, угадал начальственную любовницу. Люди могут держаться друг с другом ровно-деловито, но взгляды все равно расскажут правду внимательному наблюдателю. Генеральный смотрел на Аллу Ильиничну с обожанием, а она на него — призывно. Парочка, надо сказать, получилась комичная — в нем росту метр с кепкой, а она слегка недотягивала до двух метров, да еще и ходила на высоченных каблуках. Он полный, даже тучный, а она — худая, но не тощая. Короче говоря, получилась живая иллюстрация к правилу о притяжении разноименных зарядов.

В финансах Алла Ильинична, несмотря на наличие степени МВА, не разбиралась совершенно. Стратегические решения за нее принимал генеральный директор, а повседневными делами начальница планово-экономического отдела Ольга Станиславовна, с которой у Константина давно установились продуктивные рабочие отношения, приправленные легким флиртом (эка невидаль — переспали разок-другой под настроение).

Генеральному Константин исправно платил дань, Алле Ильиничне делал приличные подарки на день рождения, Восьмое марта и Новый год, а Ольге Станиславовне выказывал уважение мелкими дачками и все были довольны, а больше других — сам Константин.

К лету стало ясно, что вытянуть завод из той пропасти, в которую он давно уже потихоньку скатывался, невозможно. А, может, истинным намерением нового руководителя был развал предприятия, а не его спасение. Однако обеды оставались бесплатными, хотя и испаскудились до невозможности. Ассортимент салатов свелся к двум самым дешевым вариантам — капустному и капустно-морковному, супы стали такими жидкими, что через них можно было увидеть Ташкент (любимое бабушкино выражение), а мясо и рыба предлагались исключительно в виде котлет, на восемьдесят процентов состоящих из хлеба. Известно же, что халява сытной не бывает.

В медсанчасти Константин ввел двойные стандарты оказания коммерческих услуг, точнее — добавил к обычному стандарту сильно урезанный, предназначенный для заводского контингента. Внешне все выглядело пристойно, тем более что заводская публика не общалась с получателями полновесных коммерческих услуг. Ну, разве что в коридоре словечком перекинутся, так это не считается.

Игольщик Подолянский на одном из собраний позволил себе глупую шутку — сказал, что заводских вместо дорогих иголок можно и зубочистками колоть. Константин на это ответил, что клоунам положено работать в цирке и что он, будучи чутким и гуманным руководителем, не препятствует творческому развитию своих сотрудников и не собирается никого удерживать. А после собрания пригласил Подолянского в свой кабинет и сообщил, что в будущем месяце тот должен заплатить по двойному тарифу — штраф за наглость. Да еще и пару раз, вроде как случайно оговорившись, назвал дурака Подлянским. Такой вариант фамилии к его личности подходил лучше.

Константина разозлила не столько сама шуточка, сколько ее смысл, идущий вразрез с данным им установкой — никаких внешних отличий, никакого пренебрежения обязанностями и вообще ничего, вызывающего недовольство пациентов быть не должно. Заводскому пациенту можно и нужно назначить десять сеансов массажа вместо двадцати, можно сократить время сеанса, но массаж при этом должен быть настоящим, таким, чтобы кости трещали, а мышцы пели. Иначе медсанчасть начнут склонять-поминать точно так же, как бесплатные заводские обеды, а из этого ничего хорошего не выйдет. Это добрая слава на месте лежит, а плохая бежит далеко.

Пятнадцатого июня, за день до своего дня рождения, умерла бабушка. Скоропостижно, точнее — мгновенно, от кровоизлияния в мозг. Стояла у плиты, карауля закипающее молоко, и вдруг упала. Падая, ударилась головой о плиту, отчего на виске образовалась ссадина. Из-за этой ссадины маму несколько дней изводили допросами, уговаривая признаться в убийстве бабушки. Разумеется, сами в это не верили, а просто вымогали деньги. Константин прилетел в Самарканд в день вскрытия тела, которое подтвердило естественную причину смерти.

Константин предложил похоронить бабушку в Москве, а, заодно, и маму хотел взять с собой. Что ей делать одной в Самарканде? Но мама настояла на том, чтобы похоронить бабушку рядом с дедом на самаркандском христианском кладбище, которое в обиходе называли «Русским». Она всегда хотела лежать рядом со своим мужем, значит так тому и быть. О переносе в Москву дедушкиного праха мама даже разговаривать не стала. «Ты что несешь? Мертвых тревожить нельзя!», возмутилась она. Разумеется, и сама осталась в Самарканде, вроде как до тех пор, пока не справит годовщину, но Константин чувствовал, что мама и после не захочет переезжать. Большинство представителей некоренных национальностей свалили из Узбекистана в первые годы после обретения им независимости, за ними массово ломанулись в Россию узбеки и таджики, а мама с бабушкой держались за Самарканд так крепко, словно были прямыми потомками легендарного (и, скорее всего, никогда не существовавшего) Самара, основателя этого города.

— Ну как ты не понимаешь! — удивлялась мама в ответ на очередное предложение переезда. — Я здесь всю жизнь прожила, здесь все родное, я всех знаю и все меня знают. И климат хороший, никакого сравнения с московским.

Есть люди, которым новое в радость или, хотя бы, в интерес, а есть такие, которых даже незначительные перемены приводят в смятение. Константин относился к первому типу (не иначе как в деда пошел), а мама — ко второму и ничего поделать с этим было невозможно.

Если бы заводские дела шли хорошо, то Константин прождал бы компьютерный томограф до морковкина заговенья, потому что свободные деньги расходовались бы на более актуальные цели. Заводу, по большому счету, томограф нужен не был, поскольку при необходимости сотрудников можно было бы направлять на исследование в восемьдесят третью медсанчасть. Хлопотно, конечно, далеко, да и очередь не меньше, чем на неделю, однако же обследоваться можно. Иначе говоря — проблема над головой дамокловым мечом не висит.

Когда же дела идут плохо, а финансы напоминают решето, то лишняя дырка в этом решете ничего не изменит и, по большому счету, ничего не ухудшит. Точно так же, как насморк не скажется на состоянии человека, умирающего от тяжелой неизлечимой болезни.