Тимур Зульфикаров - Странствия Ходжи Насреддина в XXI веке. Новое учение древнего мудреца

Античную: «Если ты везде — ты нигде…»

Да…

Мы беседовали с мудрецом в бедной придорожной чайхане Шамбары….

Была весна…

Розово… безвинно… беззащитно цвели ранние сырые миндальные кусты,

напоминая о вечной курчавой быстротекучей молодости…

Никого не было вокруг…

Далеко было до больших городов…

До великих бед…

До коронавируса…

Ходжа показал на одинокую глиняную струящуюся кибитку на горе…

Там жил старый чабан, забывший и про людей, и про свои отары…

Он только молился Богу…

Ходжа сказал:

— Там … у святого чабана… спасение… умиротворение…

Там вечный смысл нашей текучей человеческой жизни…

Туда никогда не придёт карающий вирус …

Мы выпили чайник зелёного чая и съели засохшую самаркандскую лепёшку.

Я подумал, что пора и мне брести в одинокую кибитку на горе…

Но тут мудрец вздохнул…беззубо улыбнулся в жемчужную обильную бороду…

— Пойду сегодня в город…

Пусть те коронавирусы, которые должны войти в кого-то, войдут в меня…

Айххххяяяя…

…Ходжа Насреддин сказал дервишу Ходже Зульфикару:

— Мой брат-собеседник Мавлоно Руми подошел к Дувалу, за которым Творец лепил человеков, а ты хочешь влезть на Великий Дувал?..

Но дервиш испуганно замахал руками:

— Нет… нет… Я только издали увидел Врата…

А тот, кто взойдет на Дувал — ослепнет… сгорит бесследно…

Но!.. Человеки ищут тот Дувал…

И те Врата… откуда они вышли…

И не боятся смерти…

Ибо Тайна выше смерти…

Дервиш сказал:

— Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

…Когда бредешь, нежно проваливаясь, по талому весеннему свежевспаханному

полю — земля влечет… ждет сына своего…

Ушел — и вот вернулся…

Мать-сыра земля ждет бездонно сына своего… святая вечная глина зовет тленную глину…

А в старости этот глубинный зов земли ещё сильней…

Любовь земли…

Что́ может быть глубже… ближе и родней…

Но человек — не могильный червь…

…Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

И тут я вспоминаю луковицу, которая весной — даже вдали от земли — обрастает, выбрасывает изумрудные ростки-сосуды…ищет землю… алчет в земле раствориться… вернуться…

И зерно весеннее набухает… ищет землю…

Так старец с седой бородой бредет по дымной пашне, где зоркоклювые птицы ищут червей, личинок, жучков…

И борода старца, зеленая от хны, как ростки лука… ищет землю… алчет вновь стать землей… вернуться в отчий дом что ли…

Ийиии!..

Но человек не земляной червь…

…Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

…И вот человек устал быть-дышать человеком из старой дальней глины и хочет вернуться в свежую родильную глину… глину…и опять стать ей…

…Ах, моя глина постарела… утомила меня… и алчет вернуться в глиняный дом перворожденья моего…

…О, дервиш… слепец…блудноглиняный сын земли…

Но не червь…

И вот ты хочешь открыть Великую Тайну Рожденья твоего…

Чудится тебе, что ты стоишь у Самых Врат перворожденья твоего — только тронь Врата — и Они распахнутся…

Но вот у Врат Тайны ты говоришь, шепчешь слова ветхие, истертые, как плиты забытых кладбищ:

— О, Творец!.. Ты вылепил меня из глины…

И что эти слова? Разве не преграды перед Истиной?

Но как?..

Вначале я был дитя, а потом — возрос?

И если вначале я был дитя — то кто растил… лелеял меня?..

Чьи руки?.. Чьи глаза?..

Суфии говорят, что первыми на глине явились глаза…

…Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

О, Творец!.. Хранитель Тайн!..

Но разве эти ветхие хладные рассыпающиеся Слова приближают меня к Тайне появленья моего?..

О, Всеотец!.. Зачем Ты вылепил меня?

И вот лук в земле рождает лук…

И зерно в земле рождает зерно…

А человек в земле? Что рождает? Кого? Червей могильных?.. Тлей гробовых?..

Или жена живая — родильная земля для семени мужа?..

Но откуда жена эта?..

Раньше мужа явилась ты?.. Чтобы родить его?..

Иль лоно текучее её и плодовые груди… ягодицы благодатные — и есть поле вспаханное… живородящее — для семян мужа?..

Но откуда муж?..

О, Творец!.. Я поник у Врат Тайн Твоих… И готов ослепнуть… но узнать…

Нет ответа…

…Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

И туманится, теряется голова моя в поле вспаханном, как ноги расползаются в глине сладкопахучей… дремучей…

Ойххх!..

Блаженный полевой слепец…

Бреди по полю весеннему… по дому рожденья твоего…

И радуйся, что ты — глина говорящая и не озирайся в глубины глин и времен:

кто первоотец и первомать твои…

И кто их — Отец и Мать…

Глины… глины… глины…

Адам и Ева…

А когда глина стала — Адамом…

А когда — Евой…

…Человек вышел из Рая — и возвращается в Рай…

Айххххх… нет мне ответа…

…А кишлачный мудрец — каменотёс-гончар-глинник — мастер глиняных кувшинов и кирпичей Мустафа-девона-безумец шепнул мне в мастерской гончарной тихо, чтоб кувшины и кирпичи не услышали его и не передали Творцу:

— О, дервиш, полный напрасных вопрошаний, как кочевой волкодав блох!.. Тихо!.. Тссс…

Но Он все равно слышит нас…

Ибо слышит даже шелест крыл стрекозы и шепоты муравьев…

Айххххх!..

Но я шепчу тебе…

Всевышний строил и строит Вселенную из камней и глин…

Он — Самый Великий Гончар…

Старые чабаны, уставшие от стад, говорят, что иногда августовскими звездопадными ночами они видят Его Живую Тень — и Она больше Вселенной…

И вот однажды, в солнечный день, после благодатного ливня, Он увидел себя в ликующей глине, как в зеркале…

Отразился…

Ожил в глине…

И Ему понравилось…

А потом Он устал от Бесконечной Лепки и прилег отдохнуть в теплой… мягкой… податливой нежно покорной… родильной глине… глине…

И отпечатался… оттиснулся в ней…

И Ему понравилось…

…Так явился человек…

И Творец захотел поговорить с ним…

Ибо Вся Вселенная была нема, а Человеку Он дал дыханье и язык… раньше глаз…

Так заговорили Двое во Всей Вселенной…

Два Языка…

О, Господь!.. Всеотец! Прости меня…

Вот малек в луже вспоминает, как он был рыбой в океане… И хочет вернуться… к китам…

Айхххх!..

Тут вдруг все кувшины и кирпичи в мастерской Мустафы-безумца шумно посыпались… попадали на глиняный пол, как от землетрясенья…

И многие раскололись… разбились… стали глиной…

…Тогда Мустафа-девона испуганно обнял дервиша:

— Брат… мы что-то нарушили… приоткрыли Врата Тайн что ли…

Прощай, пока вслед за кувшинами и кирпичами, не разрушился я… я… я… я… и ты… ты…

И он стал судорожно смертельно заикаться, задыхаться, умирать, хватаясь за обломки кувшинов, а потом молиться: