Тимур Зульфикаров - Странствия Ходжи Насреддина в XXI веке. Новое учение древнего мудреца

И всякий грешник получит свой Суд…
И всякий пахарь — свой урожай…
И всякий рыбак — свой улов…
И всякий влюблённый — свою любовь!..
Да!..

И много дней и ночей старый гончар-глинник Маджнун-бобо кропотливо, теряя… убавляя… убивая свои чуткие глаза, собирал… возрождал… восстанавливал
свою возлюбленную Фарфоровую Лейли…
И возлюбил Её еще больше, чем прежде…
Ведь Она была вся изранена…

И Она ещё более возлюбила его…
Как любят израненные…
Да!..

А он ослеп и не мог видеть Её…
Айхххьёёёё…
…Сколько дней прошло…
Сколько лет пронеслось…
Сколько вод протекло…
Знает только Бог!..

И вот пришёл к старому ослепшему гончару Ангел Смерти Азраил.
И нежно… тихо прошептал:
— Брат, пойдём со мной… Не бери ничего с собой в дальнюю дорогу…
Там всё есть…
Там Великий Покой…
Там Великая Любовь!..

Тогда Маджнун улыбнулся и показал чуткими перстами слепого на Фарфоровую
Лейли:
— А можно Ей пойти со мной?..
Мне и в Раю будет печально без Неё…

Ангел покачал головой…
То ль разрешил…
То ль нет…
Никто не знает…
Знает только Творец…
Айеее…

Старый гончар велел похоронить себя на старинном пенджикентском заброшенном мазаре древних шейхов, где уже много лет никого не хоронили…
Там были только истлевшие могильные памятники… мавзолеи… плиты…
Да золотые осы…
Да столетние вороны…

И ещё он завещал поставить на его могилу Фарфоровую Лейли…
А над Ней воздвигнуть шатёр из горного хрусталя, который не пропускал ни дождь, ни снег…
И начертать на хрустале:

«…О, вечнобьющийся хрусталь — печаль
Земных зладколетящих дней…
О, вечнотрепетный… неубиваемый…
Неупиваемый… неосыпчивый
О, вечнольющийся
Фарфор Любви Моей…»

И дервиш Ходжа Зульфикар завершил свой печальный миф-рассказ и вздохнул:
— Недавно я посетил это заброшенное кладбище-мазар… Говорят, что его скоро вспашут и посеют хлопок…

Там было пустынно…
И я легко нашёл ту могилу… тот шатёр из горного хрусталя с эпитафией… ту Фарфоровую Лейли…

Я долго простоял там…
И когда уходил, мне почудилось, что Фарфоровая Лейли улыбнулась мне…
И мне почуялось медовое благоухание ширазской розы…
Айиии…

А кладбищенский сторож-муджавир с пиалой мусалласа — этого древнего вина поэтов, таинственно прошептал, когда я щедро вознаградил его:
— Брат… Иногда… По ночам… особенно под полной луной… Он… Маджнун… выходит к Ней… к Фарфоровой Лейли…
И что-то тихо говорит Ей…
А Она ему…
Я всегда подползаю, как змея, и пытаюсь услышать, о чём они шепчутся…
Ведь там Тайна Жизни… Смерти… и Любви…
Но не слышу…
Айххх… эх…

А может быть, в наше время Золотого Тельца, Любовь осталась только на мазаре…
А?..
Кто знает…
Только Он знает!..
Только Он слышит…
И сторож с муравьиным блаженным святым страхом показал на Небо…
На звёзды…
На Горящий Млечный Путь…
На эту Дорогу в Рай…

И Ангел Смерти встал… витал… летал
Над опустевшей… обескровленной…
Забурьяненной… немотствующей Россией…
Где только пилы и топоры поют свои смертельные песни-реквиемы…
По русскому… беззащитно убиенному… изрубленному,
Как полк Игорев, кормильцу-поильцу лесу…

А где Плач Ярославны?.. И Баяна песни позабыто вещие?..
Ах, где вы?..
Где вы…
Где вы…

И Ангел Смерти встал над Русью,
Где в полях-лугах нехоженых… заброшенных… некошеных
Уж не ликуют…. не льются, сладко замирая, жаворонки вольные
В свои хрустальные… рассыпные свирели…
А только раздирающе хрипят в развалинах церквей…
Изб… элеваторов… курятников птицы беды — коростели…

Где бесы… воры… лихоимцы… богатеи…
Носятся в слепых лимузинах по криводорожью… бездорожью… безбожью…
Как Всадники Апокалипсиса очумело оголтелые…

Где старики покорно тихо сгорают в неслучайных… рукотворных… адовых пожарах
В мышиных мшистых удушливых избах — домах престарелых…

А Русь без старцев, как новорожденное дитя
Без материнских грудей нежно текуче млековых…
И куда грядешь… глядишь… плутаешь, чадце недозрелое…

А дети-сироты в детдомах на весёлых кострах
Жарят и улыбчиво… забывчиво едят ворон обгорелых неспелых…

И куда грядешь, Русь-Чадце в поле всеболезном…
Где старушки, обрядившись в потаенные… заветные… неутоленные… похоронные одежды,
В заколоченных голгофскими гвоздями кривоногих деревеньках,
Ждут с букетиками засохшей райской сирени
Всезаботницу…
Хозяйку Святой Руси…
Богородицу…
Сошественницу…

И Она приходит с Небес,
И, как Всематерь,
Чад Своих уводит в Царствие Небесное…
И там … там… там…
Оживают и медоточат земные скоротечные сирени, став всевечными…

Где жёны блудные торгуют наготой тысячелетней… целомудренной
В чужих домах… народах… странах… языках…

Да!..
Воистину…

Но Ангел Смерти, узрев всерусский ад, встал… витал…
Летал над Русью
И вопрошал… шептал с небес:
— А кто повинен в несметной русской новоявленной пустыне…
Которая за Тысячу Крещеных Тихих Божьих Лет,
Впервые на Святую Русь, как чума… как саранча… как моль…
Как тля… как ржа… как стая волчья нахлынула … накинулась…

Айда!..
Гойда!..
Гуляй!..

Кровавь!..
Терзай!..
Совращай!..
Грабь!..
Убивай!..
И там, где тучно колосились… клонились… звонно зрело голосили
Златопшеничные… златоржаные… златоворожащие… златохмельные нивы всекормильные…
И жемчужные шелковые льны льстивые…
И овсы духмяно рассыпные — для огнь— коней тугих прельстительные…
Овсы гонноупоительные… победительные…
И содвигались … плескались щемящие фригийские васильки медово аметистовые…
Нынче лишь кривые… заунывные кресты необъятных довременных кладбищ колышатся…
И некому их оплакать… обрыдать… отпеть панихиду… литию замогильную…

Айда!..
Гойда!..
Ой ли навек погребли… и позабыли…

Гой, Русь Святая!..
Былая Воительница!..
Былая конница Христова
Передовая… упоительная…
Былая Копьеносица!..
Былая Победительница!..
И где твой Ослябя заблудился?..
Где твой Пересвет забылся
В одной монашеской рубахе с копьём наперевес
Несущийся в веках на светлу… на победоносну смерть!..
Врагу хмельному от крови навстречь!..