Василе Василаке - Пастораль с лебедем

— Конечно, пожар, а то и похуже, — подхватил Никанор. — Машина — гу-гу-гу — жмет на скорость, бензина не жалко. И тут колесо — бух! — в яму, напротив дома Игната, немного погодя опять — бух! — у моста возле Вырлана, а из кузова уже пять-семь бураков полетело, десяток кукурузных початков… До «Заготзерна» пуд наберется, как думаешь? И это за один рейс, товарищ дорогой. А до станции Маргара тебе не один мост и не одну яму надо проехать — рейсов хватает, только поспевай. Прикинь-ка, сколько набежит пудов?

— При чем тут водитель АТБ? Кладите дороги получше.

— Вот что значит пожарник. Одно знаешь: прячьте спички от детей, выключайте утюг из штепселя. У нас есть райдоротдел, верно, у него в подчинении человек двадцать наших колхозников вместе с бригадиром. Но, скажу тебе, это не дорожники, а так, одуванчики придорожные… Не мы дорогами занимаемся, — дорожная контора, мы ей платим да еще рабочих даем. Понял? Короче, деньги наши, руки наши, а дальше… Пыль да туман, сатира и юмор на колесах. Зато настоящие специалисты — дорожники ведут в это время «наблюдения», изыскания делают, думают, где спрямить угол, сколько выдержит наш мост, а из-под моста им вслед черт чихает, как тормоз на молоковозке: куда вам спешить, ребята?

Ну, а в селе… Скажем, вышел я из дому за водой и бурьяну для свиньи нарвать. Иду и вижу: валяются на дороге эти самые початки да бураки, вылетели за борт и полеживают себе на обочине. Ага, думаю, не смотреть же на них, как сорока на куриную скорлупу. Ведь если даже я издам паровозный гудок, машина с АТБ не остановится, будет загружаться заново. Вот и решай: кому они принадлежат, эта кукуруза да бураки в дорожной колдобине? Смотри, как эта база не жалеет наши дороги, да еще урожаем сорит! Или АТБ не виновата? Откуда ей знать, что твоя тетя Вера все лето махала тяпкой на свекольном и кукурузном поле!

Наиглавнейший вопрос: чьи они, початки? Их же последний сорняк, трава-подорожник на смех поднимут, сорняки-то сами себе хозяева! Или свеколки… лежат себе и вздыхают: чьи мы? Комбайн нас выдернул, ах, прощай, мать-землица, пропадаем! До приемщика на элеваторе или на складе не добрались, даже звеньевой, извините, спешил и не взвесил, а мы — застряли, бесхозные и неоприходованные…

Истинный хозяин, видя несчастные бураки и кукурузины, сокрушается: это естественная убыль, усушка-утруска… И что кипит у него в груди? — лукаво спросил Никанор и махнул рукой. — Ты наверняка забыл, дорогой подводник, что вырос на этих полях, и наш уважаемый Ферапонт, да простит он меня, уже стопроцентный ветеринар! Итак: ты пожарник, я член правления, он — специалист-овцевод. Все мы в чинах, и сообща наблюдаем естественную убыль — эх, дороги, пыль да усушка-утруска… Глядим, как наше добро тянется за машиной из АТБ до самого вокзала.

Но другой-то глаз куда глядит? Мэй, какой литой початочек под пяткой! Ах, какой славный бурачина! Как соскучилась по ним моя Маня со своими «гуци-муци», рыльцами, пятачками! Что, не знаешь Маню? Моя свинья, у нее восемь поросят. И эти девять ртов мне нужно поить и кормить. Соображаешь, Тудор? Ну, я делаю вид, будто шнурок развязался, хотя вышел босиком, а сам быстренько все это в ведро, и готов бежать… Не за машиной, понятно. Смекаю, куда бы юркнуть, чтобы не наткнуться на кого-нибудь с вопросиком: «Привет, Бостан, ты откуда?» Или, не приведи бог, на начальство напорешься: «Чего такой гордый? Покажи-ка, что у тебя в ведре!» Не найдешься — он меня хвать, и в правление, если свеклу обнаружит! Хоть на колени падай и клянись, что нашел, хоть святым иконостасом божись, скажут — украл. Такой у нас порядок насчет полей.

— Одного не понял, дядя, почему дьявол чихает под мостом? — спросил жених.

— Мэй, Тудор, плохо вас сказки народные учат, а то знал бы, как одному попу дьявол козни строил. Вот и меня он, рогатенький, с пути своротил. Я-то куда шел? За водой, свинью напоить, водицы в доме не было даже для мамалыги. А теперь я — вор, и в башке одно — куда бы шмыгнуть поскорее от чужого глаза. На другой день с утра мне уже и пить-есть не в охотку, трясет, как ненормального. Эге-ка, что ни день, под ногами какая-нибудь кочерыжка валяется, хошь не хошь, гляди по сторонам, где что плохо лежит. Вышел-то я из дому, как достойный человек! Здоровый, веселый… а обратно, друг ты мой, задами добираюсь, причем бегу чуть ли не на карачках, будто живот прихватило. Понял, Тудор, почему дьявол пасется на дороге? И почему не стоит человеку лишний раз за ворота выходить? Учти еще одно. До́ма колхозника новая мыслишка посетила: ага, я вышел к колодцу за водой, и ведро наполнилось бураками и кукурузой… а будь под рукой мешок? А если ночью послушать, о чем беседуют початки или кочанчики на поле, чтобы не выуживать впотьмах разбросанную по дороге естественную убыль? Хотя можно и не поспать разочек, прогуляться меж полей, где машины тряслись на колдобинах. Э-ге-ге, что на плотине делается… И повыше, где ручьями намыло промоины! А в бригаде Тэнасе сегодня школьники работали — сколько там этих убылей наберется тебе в прибыль… Да еще из района машину присылали из дома быта, а уж это известные спецы по «списаниям»… И ночью колхозник становится привидением на родном колхозном поле. Теперь скажи, Тудор, где сидит дьявол — на дороге? И как после этого чертушке не пройтись вприсядку и не чихать под мостом!..

Никанор будто сам решил гопак сплясать, привстал, затянул ремень еще на одну дырку и продолжал:

— Не надо меня на тот свет тащить свидетелем к Кручяну, я тебя самого, Тудор, в свидетели возьму — здесь, среди живых. Вспомни, как неподкупный ревизор Георге Кручяну споткнулся о виноградную тычку из боярской акации, тоже на дороге и тоже ночью…

— Постойте, постойте, сват, — ошалевши, даже привстал Ферапонт. — Разве тот свет без бога? А Георге встретил на дороге нечисть, которая чихала?

— Нет, сват, он говорит об атеистах, — сказала Василица, радуясь, что сын перестал пререкаться с Никанором, и все мирно беседуют о «высоких материях».

Она жалко улыбнулась, словно хотела заплакать. Почему? Ах да, одна щека у нее изуродована: в детстве на Василицу собака набросилась и укусила за щеку, и с тех пор хозяйка будто сама с собой не в ладах: когда лицо спокойно, эта щека улыбается, а когда другая смеется, эта плачет.

— Да, Василица, если смотреть со стороны, через телевизор или из окна такси, то что такое бог? — подхватил Никанор. — Рисунок, борода на иконе, верно? А деревцо видишь простой жердиной, но если ты крестьянский сын и ненароком сломал дерево, то сядешь на жердину верхом и поскачешь: «Мой жеребец уголья жует, а не овес!» Вот в чем разница между тобой, Тудор-пожарник, между тестем твоим, всеми нами — и Георге. Оседлал он эту свою тычку, и понесло его: «Товарищи! Выходит, эта тычка уже не наша, не колхозное достояние. Считайте, она по-прежнему помещичья, раз валяется посреди дороги, ведущей из долины Чакира».