Василе Василаке - Пастораль с лебедем

И вот явился. Теперь Арион казался властным и беспечным, точь-в-точь как выглядят люди, одетые в кожаное. Понятное дело, лукавый Беллони кружил вокруг него, как старый лис, пока не поинтересовался:

— Слушай, Арион, признайся, что за дела у тебя там были, в воздухе?

— Ишь какой ты любопытный, баде Антон, — ответил Арион. — Хочешь правду? Искал!

— Ну и как?

— Эх, старик… Все есть и ничего нету!..

Встретились они в центре села, у бывших Трех Колодцев, где, если помните, висела надпись: «Слово — серебро, дискуссия — золото, молчание — вечность…» Арион остановился, проходя мимо:

— Какой дурак это написал?

— Пошли в буфет, братец, здесь говорить не принято.

Зайдя в буфет, Арион для начала оглядел полки, витрины и спросил конопатую Аглаю-буфетчицу:

— На сколько у тебя здесь товара, дочка?

— А вы кто будете, из инспекции? — спросила Аглая. — Позавчера была ревизия… Или вы из народного контроля?

— Да я уже взял поллитру, — сказал дед Антон. — Садись, поговорим…

— Спрячь свою поллитру, стыдно… Я за воду платил золотом, баде Антон, понимаешь? Чистым золотом и алмазами! А ты с поллитрой…

— Ты что, в пустыне был? — обрадовался Беллони. — Дай я тебя поцелую!

Но Арион уже отошел к буфетной стойке:

— Аглая… Вас Аглаей зовут? Кстати, в общую сумму можно включить и стоимость тары.

Она так и не разобралась, с кем имеет дело, вынула акт позавчерашней ревизии: «Может, это новый председатель райпотребсоюза?»

— Правильно, — сказал Арион. — Акт — это дело! — Достал из портфеля пачку зеленоватых пятидесятирублевок и протянул Аглае: — Высчитай в соответствии с актом, сколько положено, за все товары в буфете, имеющиеся в подотчете, и себе на чай возьми пять бумажек. Условие одно: по случаю моего пребывания в этом заведении не будешь спать три ночи подряд. Сделай одолжение, как земляку. О дочка, говорю — земляк… Тебя и на свете-то не было, когда я ушел из Ааму!.. А просьба такая: каждому, кто знал меня и не знал, выдавай, — он пробежал глазами прейскурант, — и алкогольное, и безалкогольное, и рыбу жареную, и печенье, и варенье, консервы и в банках, и в стеклотаре, и сухарики туристские и кофейные… А за труды ты у меня, Аглая, получишь алмаз, — закончил Арион. — Знаешь, что такое алмаз?

— Стекло режет, — ответила Аглая.

— Глупая ты и еще маленькая, — по-отечески нежно ответил Арион. — Возьми себе еще пять бумажек, — и снова протянул пачку, из тех, что Аглая ему вернула, высчитав нужную сумму. — Попрошу тебя и собакам родного моего села изредка подбрасывать по кусочку. Здесь впервые увидел я свет солнца и сказал «мама»… А это, дочка, весьма торжественный момент в жизни человеческой!

Тут в саквояже у него что-то заскулило. Именно при этих словах, как по команде, буфетные завсегдатаи оглянулись, а дед Беллони встревожился:

— Слышь, Арион, там у тебя кто-то плачет на улице.

Арион вышел и выпустил из саквояжа пепельно-серебристого пуделя.

— О, не забудь, Аглая, еще один важный момент! Разогрей банку тресковой печенки и дай этому существу. Потом, часа через два, поджарь немного над костром из сучьев сухой сливы живого цыпленка… только не старше трех недель, причем живьем и в собственных его перьях, Аглаюшка, — предупредил Арион. — Хочу, чтобы мой верный друг пропитался запахами, которые я любил в детстве. Знаешь, я обычно лакомился черными сливами, почти провяленными, срывал с полусгнивших деревьев. Умирающее дерево приносит самые сладкие плоды… Запиши, будь добра, что за чем, а то забудешь. Цыпленка надо полить тресковым маслом, поняла? На ужин предложишь три сырых яичка этому бездельнику, — показал он на пуделя. — Для начала раздави немного скорлупу, чтобы брызнуло белком для запаха. Я сам в детстве сосал их, как мороженое…

Все слушали с открытыми веселыми лицами:

— Свой, черт возьми, свой в доску! — И томились от любопытства: — Кем же он стал, Арион, какой пост занимает, если так подробно расписывает меню своей странной кудрявой псины? Не собака, а барашек, ей-богу, только и знает, что хвостом дрожать да скулить!

В самом деле, пудель был пепельно-серебристым и шерсть на нем вилась локонами, как на секретарше районного Дома быта. И все ломали головы, допытываясь друг у друга: послушайте, если для собаки готовятся такие кулинарные изыски, то чем же занимается ее хозяин?

И чтоб поскорее раскрыть эту тайну, стали наполнять стаканы. Загуляли, конечно. Из близкой родни у Ариона никого не осталось в живых, и почему-то все решили, что за такое царское угощение и почет они-то и есть самые родные этому страннику, явившемуся неведомо откуда. И каждый считал долгом дружески хлопнуть его по спине или расцеловаться от души. Но сам Арион лишь отвечал поклонами и потягивал черную деготную муть, которую назвал «Гранд Мокка», и курил трубку из корня вишни, не забывая подбадривать земляков:

— Пейте, друзья! Пейте за встречу, за жизнь и за ушедших далеко-далеко! — И прибавлял: — За всех ушедших с верой, что вернутся со щитом, дорогие односельчане. Мне, как в песне, сверху было видно все!

Наконец Арион оттаял и разговорился, приведя всех в восторг ученостью своей и знаниями:

— Сверху, из-за туч, друзья мои, все представляется совершенно иным, чем на земной плоскости. Там, в вышине, мне вспоминалась скромная судьба известного вам Василия Ивановича Воскресенье. — И обратился к нему: — Да-да, Василий Иванович, не забыть вас ни в небесах, ни на суше, — ах, где ваша карусель? Она качала нас, мальчишек, и заряжала, наполняла воздушными мечтами, как ветер паруса. Приехав сюда, я первым делом о вас поинтересовался. Не в укор остальным будь сказано, ваша профессия была охарактеризована как недостойная, даже унизительная — из карусельника в мусорщики! А ведь неправда, друзья мои, это неправда — Япония велика тем, что она великая старьевщица нашей планеты. Вот почему я и выпью за вас глоточек, Василий Иванович, ибо вы нашли путь к сердцам моих односельчан посредством синьки. А что такое синька? Да будет вам известно, не простой порошок, — ох, это краска-целитель, еще в усыпальницах древних фараонов ее находили. Она оказывалась, научно выражаясь, великим антисептиком наружного применения!

При всей доброжелательности у некоторых закралось подозрение — а не подкуплен ли он Синькиным-Синилькиным для рекламы? Тем более что Арион очень уж со знанием дела вещал:

— Почему я говорю об антисептике? Потому что, будь это стена вашего дома или рана вашего тела от ножа соседа, синька сумеет не хуже зеленки остановить кровь. На вашем месте, дорогие аамусцы, я не полоскал бы рубашки и простыни в чудодейственном товаре Василия Ивановича. Я полоскал бы собственные ваши тела в метиленовом красителе-целителе!