Анна Матвеева - Каждые сто лет. Роман с дневником [litres]

Характер Матвеева с годами всё хуже, он брюзглив, требователен, ждёт признаний заслуг, вроде бы и так уже признанных. По поводу и без упоминает о своих достижениях, а ещё часто говорит о том, что в ходе Великой Отечественной войны погибли его сыновья Илья (на Курской дуге) и Андрей (в Польском коридоре), – это также может обеспечить К.К. какие-то преференции. Андрея он видел в последний раз в конце тридцатых, когда тот разорвал с ним всяческие отношения: сын за отца не отвечает, когда отец не отвечает сыну…

В послевоенном Горном институте Матвеева по большому счёту не любят, в 1949 году общими усилиями выживают с кафедры, в утешение дают орден Ленина. Он в бешенстве и гневе – не из-за ордена, конечно. Боится, что отнимут ещё и музей, поменяют замки, и потому практически живёт здесь, экспонат среди экспонатов.

К.К. умрёт 21 декабря 1954 года в возрасте 79 лет, Ксении будет суждено пережить его на несколько лет, но они так больше и не свидятся.

С минералами иметь дело проще, чем с людьми, – кто с этим поспорит, пусть первым бросит в меня образец с содержанием вольфрама. И никакой спектральный анализ, в который К.К. верил свято, как прислуга Петровна в Господа Бога, не сможет разделить личные грехи и профессиональные заслуги. Но мои весы работают не по науке – тонны вольфрама взлетают на воздух, когда на другой чаше лежит стопочка дневников Ксении.

Многие и многие ученики Матвеева сохранили к нему благодарность. Отмечали педантизм, глубину познаний, научную смелость и странную привычку обращаться к ним «сударь». Считали подвижником. Вспоминали, что на дверях его кабинета висело изречение, поражавшее неофитов: «Через покой и неподвижность камня издалека идут потоки его многообразной жизни». Бывший студент Матвеева, Б. В. Чесноков, обнаружив в 1989 году новый минерал в жиле гранитного пегматита среди продуктов изменения триплита и франконита – (K,H3O) Ti(Mn 2+, Mg) 2(Fe 3+,Al) [PO4](OH)3 15H2O, даст ему имя «матвеевит».

О чём думает человек перед смертью, с кем прощается, уходя? Профессор Константин Константинович Матвеев, возможно, видел перед собой так и не разгаданный cone-in-cone с его таинственными отпечатками. А Ксения – следы от ботинок на снегу Васильевского острова: большой и маленький исчезли одинаково быстро.

– Вы не представляете себе, тётя Вера, какой у меня был орхидарий в Швейцарии!

Влада едва ли не сразу же после знакомства начала звать мою маму «тётей Верой», мама от этого обращения вздрагивает. Тараканова на сей раз неожиданно рано закончила свои алкогольные вакации – не прошло и недели, как она вернулась в город и счастливо воссоединилась с беглой петербурженкой, беглой теперь уже дважды: Влада прервала випассану на третий день, объявив её «полной фигнёй».

– Деньги мне, кстати, не вернули, а ещё буддисты называются! – возмущалась Влада, затаскивая в прихожую чемодан. – Но я успела поймать… как это у них там? Прояснение! Я теперь очень точно всё понимаю про свою жизнь и, Ксюнчик, про твою, кстати, тоже.

Два дня молчания стали, судя по всему, серьёзным испытанием для Влады, она никак не могла наговориться, а когда ей переставали отвечать или хотя бы кивать в ответ, обижалась.

– Божечки, ну куда вы всё время уходите? – Влада следовала за мамой по пятам, не оставляя её ни на минуту. Даже когда мама попыталась скрыться в кухне и начала мыть после ужина посуду, Влада стояла рядом, перекрикивая шум воды: – Шикарный был орхидариум!

Мама сунула в руки гостье полотенце, та взяла его машинально, не понимая, что с ним делать.

– Посуду вытирать, – прогудела Княжна вполголоса, как будто подсказывала на уроке.

– Ах, ну да. Конечно! – Влада схватила мокрую тарелку и тут же уронила её на пол. Тарелка три раза, как в сказке, задумчиво прокрутилась и остановилась. Но не разбилась, даже не треснула.

– Ой, извините! У нас в Питере посудомойка. И Даника…

Влада нахмурилась и замолчала. А мама очень вовремя включилась в разговор:

– Орхидеи я почему-то не люблю… А вот что бы я хотела увидеть, так это баньян.

Тут мы с Владой прослушали небольшую лекцию про дерево, которое на санскрите называли «вниз растущим», «движущимся» и «многоногим». Семечко баньяна поначалу питается чужими соками и лишь потом выпускает многочисленные воздушные корни, которые протягиваются вниз и постепенно превращаются в настоящие стволы. На этих словах мама посмотрела на меня и Владу так, будто мы тоже до сих пор питаемся чужими соками вместо того, чтобы укоренять в почве свои собственные стволы. Мне кажется, я этого взгляда не заслужила, лучше бы она смотрела так на Тараканову.

– Ещё мне хотелось бы увидеть деодар – гималайский кедр, и чилийскую сосну, и айлант высочайший, дерево небес!

– Ну так и в чём проблема, поезжайте! В Африку, там, ну или хотя бы в Сочи… Сочи, кстати, выйдет дороже Африки, но у нас же там квартира! Ой, то есть у Петра…

Тут бедная Влада разрыдалась, да так, что мы перепугались. Мама побежала искать настойку пиона, а я неумело гладила содрогающуюся от слёз спину гостьи. Только Княжна, прервавшая мини-эмиграцию на балкон, оказалась, как обычно, на высоте. Тараканова, сколько я её знаю, всегда умела воспарить над ситуацией.

– Чё воем? – дружелюбно спросила она у Влады, и та моментально успокоилась, шмыгнув носом.

Поразительный эффект! А всё потому, что они говорят на одном языке.

– Я многое поняла, пока молчала, – сказала Влада голосом мультипликационного слонёнка с сильным насморком. – Думаю, я должна вернуться к мужу. Ему плохо без меня, я знаю! И я так скучаю по собакам, и по Питеру, и по Данике! И у меня запись в салон к мастеру, к которому очередь на три месяца вперёд! Я не такая сильная, как ты, Ксюшка, я не могу столько пить, как ты, Ира, и я ещё не такая старая, как вы, тётя Вера, уж простите меня за откровение (она хотела сказать за откровенность ). Мне кажется, я совершила какую-то страшную ошибку!

– Ой, ну ты такая смешная! – В переводе с таракановского «смешная» означало что-то среднее между «странной» и «глупой». – Лично я не сомневалась, что ты к нему вернёшься.

– И я не сомневалась, – сказала мама.

Я промолчала. Поначалу я считала, что Влада поступила правильно, сбежав из Питера, но, пожив с ней рядом несколько дней, переменила мнение. Влада не выживет одна. Ей лучше вернуться в привычный ад со всеми удобствами.

– Он ведь мне написал вчера, девочки, сказал, чтобы я кончала маяться дурью и возвращалась. Даже билет прислал… на завтрашнее утро.

– И карты разблокировал?

– Пока нет. Но разблокирует, как только я ему отправлю посадочный талон. Ещё он фотки собачек прислал и пишет, что починил сфинкса… – Влада вновь залилась слезами, а Ира пожала плечами: