Алексей Комаров - Рассказы старого лешего

Мы подъезжали к озеру Баскунчак. Запряженный в телегу верблюд гордо шагал по степи, изредка срывая растущие у дороги колючки и своими бархатными губами спокойно забирая их в рот. Этого я не мог понять. Колючки так остры и так тверды — как стальные иголки, а верблюд их ест, как сочный салат. Вообще это животное какое-то сказочное и характер имеет самый удивительный. Верблюд доверху переполнен важностью. С величайшим презрением смотрит он на мир своими чудными темными глазами из-под длинных ресниц. Он выше всего. Самолюбия у него бездна. Он не позволит в чем-нибудь превзойти его. Однажды я ехал верхом на резвом иноходце. Впереди едет на верблюде, запряженном в телегу, крестьянская девушка. Догоняю верблюда. Равняюсь с ним и хочу обогнать. Не тут-то было. Верблюд презрительно посмотрел на меня и, задетый за живое, так наддал, такой развил бешеный аллюр, что бедная девушка в ужасе кричала: «Чу, чу!» — и что есть силы тянула вожжи. Верблюд не хотел уступить и, не обращая внимания на крик и на вожжи, мчал галопом. Мой конек тоже был с характером и рванул во всю прыть. Не знаю, чем бы кончилась эта скачка, на счастье, у девушки оборвалась одна вожжа, и оставшейся вожжой она завернула верблюда. Потеряв меня из виду, верблюд опомнился, с него соскочил задор, и вернулось его величавое спокойствие.

Ну довольно о верблюдах. Итак, мы подъезжаем к озеру Баскунчак. Вдали что-то белеет. Что это, снег? Нет, это соль. Здесь царство соли. Вся земля вокруг озера насквозь просоленная. Вот маленький прудик. Вода в нем насыщена солью. Но это не мешает тростнику расти в ней. Кругом, на сухой земле, растут солянки — растения с толстыми сочными листьями и такими же стеблями. Они напитаны солью. Их едят только верблюды. На пятнадцать верст протянулось озеро. Пятнадцать верст по длине, три — пять верст ширины и глубиной на много метров, и все это сплошная соль. Идешь по озеру, как по паркету, по твердой окаменевшей соли. По озеру проложены рельсы. Экскаватор вгрызается в твердую соль. Соль дробит машина, промывает и грузит в вагоны.

Только у берега тянется полоска воды — да и то это не вода, а рапа — перенасыщенный раствор соли. Ложись в эту воду и не утонешь — вода вытолкнет тебя наверх. Да и мелко тут, не выше колена. Киргизы босиком, с засученными до колен штанами выгребают лопатами соль из рапы в небольшие кучи. Идет верблюд по рапе, везет телегу, на верблюде киргизенок сидит, гикает. Подойдет верблюд к куче соли, нагрузят телегу, и везет он телегу к огромным, как двухэтажные дома, кладям соли.

Гляжу в окно из своей мастерской. За окном летит, кружится снег, качаются вершины сосен. Все бело, все в вихре летящего снега. Много дней не было видно солнца, и в комнате все время потемки. Хочется тепла, света, ясного синего неба. Невольно вспоминается Самарканд. Вспоминаются голубые купола мечетей, дивные орнаменты стен, шумная толпа, караваны верблюдов, маленькие ослики и солнце, солнце, все заливающее своими лучами. Я брожу по городу и зарисовываю все, что попадется мне на глаза: и людей, и повозки с громадными колесами, и лошадей, украшенных расшитой бисером сбруей, и громадные карагачи, и тополя. Я не боюсь солнца и не обращаю внимания на жару.

Захожу в чайханы и пью чай со сладким виноградом вместо сахара. Здесь все выскочило из сказок Шахразады — и люди, и минареты, и базары. Все сказка. Вот джинн, превратившийся в скрюченного старика в чалме и пестром ватном халате, вот красавица Бибигуль пробирается глухими переулками на свидание с молодым певцом. Лицо ее завешено паранджой, на ней черное одеяние, и никто не узнает ее. Медленно шагают верблюды, вьюки их покрыты коврами, уздечки расшиты бисером, громадные разноцветные кисти мотаются под их мордами. Первого верблюда ведет узбек, сидящий на спине крохотного ослика, на последнем верблюде висит громадный медный колокол.

Вот статный джигит на красавце коне гарцует среди пестрой толпы. Вот целые горы арбузов и дынь, семенит ножками серый ишачок, нагруженный янтарным виноградом. На базаре непрерывный крик перепелов, у каждого торговца висит клетка с перепелом. Очень просто сделана клетка — половина тыквы и колпак из рыболовной сетки. Вот и все. Подскочит перепел, ударится головкой о сетку и не ушибет головку.

Любят узбеки перепелиные бои. Встретятся на базаре два любителя, отойдут в сторонку и сядут на корточки в тени, под деревом. Из рукавов халатов выпустят двух славных бойцов. Кругом уже стоят игроки и ставят монетки на своих фаворитов.

Над базаром, высоко на куполе мечети, громадное гнездо аиста. Шумит базар, копошатся люди, а там, в вышине, стоит на одной ноге мудрая птица и безучастно смотрит куда-то вдаль.

Как-то летом в Москве, изнывая от пыли и духоты, мне пришла счастливая мысль поехать куда-нибудь подальше: ну хотя бы в Среднюю Азию. Я пошел в редакцию журнала «Мурзилка» и высказал свое желание своему другу Александру Александровичу Федорову-Давыдову, редактору этого журнала.

— Прекрасно, — сказал он, — поезжайте! Это очень интересно, а я дам вам командировку от газеты «Правда». Вы для моего журнала сделаете несколько набросков, а командировочка может вам очень пригодиться.

И правда, бумажка эта оказалась прямо сказочной. Приезжаю в Андижан — номеров в гостинице нет. Показываю бумажку — и ключ от номера у меня в кармане. И так везде. Из Андижана еду в Наманган, а дальше на длинной мажаре, которая направляется к леснику за жердями, пробираюсь в горы.

Подъехали к дому лесника среди ночи и остановились шагах в ста от дома. Собаки на нас лают, мы стоим молчим. Лесник принял нас за бандитов и уже хотел пристрелить нас, но вовремя одумался, и мы, вместо того чтобы лежать хладными трупами на мокрой траве, сидим в теплой избе и пьем чай. Наутро я с лесником верхами отправились в горы к озеру Сары-Челек. Едем через лес, в нем громадные деревья грецкого ореха. На них часто вырастают наплывы, иногда величиной в два обхвата, а то и больше… Эти наплывы распиливают на листы фанеры для оклейки мебели. Часто на этих листах бывают красивые узоры, которые ярко выступают после полировки. Лесник говорит мне, что недавно распилили такой наплыв, отполировали, а на нем проглянула такая картина: стоит кибитка, рядом верблюд и узбеки сидят, чай пьют. Все как вырисовано.