Чхве Ынён - Безопасный для меня человек [litres]

Если кино заканчивалось, когда автобусы уже не ходили, они добирались домой пешком. Наблюдая за тем, как эти двое шли рядом по знакомому маршруту, я понимала – они нравятся друг другу. Никаких особенных взглядов или намеков между ними не проскальзывало, но мне казалось, что этот неиссякаемый взаимный интерес и способность постоянно проводить время вдвоем сами по себе говорят о многом. С началом осеннего семестра Морэ и Конму стали каждое утро ездить на учебу вместе. Даже если у кого-то из них не было первой пары, они все равно подстраивались друг под друга, вдвоем садились в метро и отправлялись в университет доделывать там домашнее задание или заниматься чем-нибудь еще.

По вечерам Морэ устраивала Интернет-трансляции своей любимой музыки. Слушателей у нее было только двое – я и Конму. Мы переписывались в MSN, читали или занимались другими делами под песни, которые ставила Морэ.

В такие моменты время наполнялось ее музыкой. Когда я ложилась на пол, закрывала глаза и слушала выбранные Морэ мелодии, казалось, кто-то садился совсем рядом и брал меня за руку. Я засыпала под трансляции, которые иногда длились по тридцать минут, а иногда – по пять-шесть часов. Что это за группа, чей это голос, с какого концерта запись – все было неважно. Ни я, ни Конму не спрашивали названия песен.

Однажды Конму пришел в кинотеатр один. Припав лбом к окну, он смотрел на улицу.

– А где Морэ?

– Не знаю, мы что с ней, комплект?

– Может, она где-то прячется?

– Ну, давай поищем! – улыбнулся он.

Спокойный Конму всегда казался хмурым, но стоило ему улыбнуться, как его маленькие глаза превращались в два полумесяца, а взгляд смягчался. Мы пошли в сторону моего дома. Я пыталась поддержать разговор, но он все время обрывался на середине. После той встречи в пекарне мы с Конму впервые остались наедине. У аптеки мы сели на лестницу.

– Знаешь, когда я написал тогда о встрече форума…

– Что?

– Я очень хотел, чтобы ты пришла, – Конму пинал землю носком кроссовка.

– Почему?

– Просто хотел хотя бы раз тебя увидеть. Узнать, что за человек писал такие посты.

– Мне тоже было интересно, кто ты. Я сомневалась до самого конца, стоит ли идти.

Я всегда считала, что в реальной жизни лучше не встречаться, но, как только исчезла сама возможность увидеться, я изменила свое мнение. Конму спросил, правильно ли я в итоге поступила. Я кивнула.

– С тобой и Морэ мне комфортно. Иногда ловлю себя на мысли, что даже странно так чувствовать себя рядом с другими людьми. Интересно, сколько это продлится…

– Ты всегда говоришь, как какой-нибудь столетний старец. Неужели это так важно – сколько?

В тот момент мне показалось, будто он насмехался над моим желанием продолжать нашу дружбу.

– Да. Для меня важно, – резко ответила я.

Мы оба замолчали. Я ведь тоже знаю, что будущее – иллюзия. Знаю, что мы живем в настоящем, и глупо пытаться вычислить конец чего-либо. И тем не менее.

– Я переезжаю поближе к университету. Надеюсь, еще не слишком поздно. Хочу уехать как можно дальше, не хочу больше иметь ничего общего с этими людьми, не хочу получать от них никакой так называемой поддержки!

– Конму…

– Я стану другим человеком. Я не собираюсь и дальше быть урной для чужих эмоций.

Уголки его глаз задрожали. Мы впервые заговорили об этом лично, лицом к лицу.

– У тебя получится, – произнесла я, глядя ему в глаза.

Конму отвел взгляд на ступеньки. Некоторое время мы сидели молча. Ветер той октябрьской ночью был холодным. Надетые не по погоде шорты обнажали свежую ссадину на его колене.

Я всегда сопереживала Конму. Сопереживала с тех пор, как впервые прочла его пост, сопереживала, когда начала видеться с ним вживую, проводить время и чего-то ждать от него. Даже когда он разочаровывал меня и причинял боль, это сопереживание не исчезло – даже теперь оно по-прежнему живет внутри меня. Возможно, потому что я знала, какими усилиями ему все давалось. Эти бесконечные усилия отпечатались на его лице, поэтому я сама просто не могла быть неискренней рядом с ним. Мне не хотелось делать легковесных выводов о том, что он за человек.

Вскоре Конму переехал и пригласил нас с Морэ на новоселье. Конечно, новосельем это было лишь на словах, потому что в его комнате мы не могли даже нормально поговорить. В коридоре висела табличка «Соблюдайте тишину», а в общей душевой – «Душ после 22:00 запрещен». Как только мы зашли внутрь и начали болтать, из-за стены послышался недовольный кашель.

– Стены тут, конечно, как бумага, – пожаловался Конму.

– Ну, зато есть окно! – сказала Морэ.

Рядом с кроватью места хватало разве что нам троим постоять, но окно выходило на юг, поэтому света было много. Мы сидели в ряд на кровати и вполголоса разговаривали. Горячие солнечные лучи неприятно жгли мое плечо и левую щеку. Рядом со мной сидела Морэ, за ней – Конму. Мы смотрели на компьютере его фотографии. Конму скопил денег и к окончанию школы купил себе цифровой фотоаппарат – само это словосочетание на тот момент было новым. Свои снимки он выкладывал на форум вплоть до его закрытия.

Мы задернули занавеску и уставились в монитор.

Стая птиц, шпалы на железной дороге, отражение облаков в луже после дождя, линии электропередач, светофор, пластиковая бутылка, автобусная остановка, вывеска, платформа в метро, голуби, чья-то обувь, манекен, паутина, стул, дерево, огни магазина, припаркованный велосипед…

Его снимки напоминали видеоролик, состоявший из немых сцен. Ни на одной фотографии Конму не было людей. Наверное, он специально выжидал время – даже снятый им пешеходный переход был безлюдным. Все выглядело заброшенным и пустынным. Пусть эти снимки нельзя было назвать красивыми, я смотрела на них как завороженная. Фотографии Конму были слишком похожи на его тексты.

– Почему ты не фотографируешь людей? – спросила Морэ.

– Просто.

– Почему?

– Не хочу никого использовать, чтобы выразить себя, – ответил Конму и раздвинул занавески.

– Тогда сфотографируй меня. Давай, давай, не думай, просто сфотографируй!

Солнечный свет пролился в комнату, и они оба нахмурились. Конму колебался.

– Давай.

Конму сфотографировал ее руку.

– Мне все равно, так что просто снимай.

По дороге в китайскую закусочную, затем, когда мы ели чачжанмён, и потом, пока гуляли по кампусу, Конму фотографировал Морэ.

В тот день Морэ была в джинсах, белом свитере и черной вельветовой куртке. Ее волосы едва доставали до плеч, а растрепанная длинная челка лезла в глаза. Вид в анфас – девятнадцатилетняя Морэ рассеянно улыбается с огромным, больше ее головы, листом платана в руках. Вид со спины – Морэ сидит на корточках и разглядывает асфальт под ногами.