Марина Раевская - Я все смогу сама [litres]

Михаил молчал. Он тоже был до глупости, до неприличия счастлив. И готов был гулять с этой невероятной женщиной… хоть всю жизнь. Правда, после хорошего куска жареного мяса. А лучше двух.

– Конечно погуляем. Ну прекрати! Иначе мы с тобой еще долго никуда не сможем поехать.

– Опять? – делано изумилась Валентина.

– Конечно! И опять, и снова, и сто тысяч раз. Но сейчас… Нас ждет мясо!

В ресторане они оказались, уже когда вечерело. Что ж, иногда бывает так, что время для влюбленных не бежит, не летит… Оно просто исчезает. Они живут в своем мире, а время властвует где-то вне их кокона, за его пределами.

Кроме того самого, огромного куска мяса, конечно, они заказали немало вкусного. И ели с удовольствием – и с еще большим удовольствием болтали. Обо всем на свете и, в общем, ни о чем. Да, они словно знали друг друга тысячу лет. Но теперь оставалась самая малость – эту тысячу лет прожить вместе, пробыть, прочувствовать, соединить жизни точно так же, как были уже соединены их души.

Михаил старался обходить острые темы, но Валя решила, что начать надо с самого больного. И честно рассказала ему обо всем, что случилось за последние несколько месяцев. И пять последних лет.

– Валь, а тебе никогда не приходило в голову, что он тебя всю вашу жизнь использовал?

– Ну как тебе сказать, Миш… – Валентина отставила бокал и задумчиво посмотрела на горы, уже прячущиеся в прозрачной сиреневой дымке вечера. – Наверное, ты прав. Я как-то не думала об этом. Раньше все времени не было, да и сил. А потом, когда все закончилось… Я просто закрыла для себя те страницы. Да и если использовал… Пусть. В результате-то, что бы он себе ни думал, в выигрыше осталась я. У меня в руках все то, что я создавала, что завоевывала каждым своим днем работы. А что у него? Полнейшая неизвестность…

– Тебе его не жаль?

– Ты чего? Какое там «жаль»?.. Наверняка тебе уже весь Камышинск насвистел, что я его выгнала, что всю кровь из него выпила и выгнала на заработки… Ну так вот это вовсе даже наоборот. Он нас бросил. Меня, девчонок. Ну ладно, если бы я была одна. Хотя бы понятно – разлюбил… Что ж теперь, со всеми бывает. Но он бросил двух дочерей. Причем даже попрощаться не пришел… даже не знаю, виделся он с ними после того, единственного разговора. И вот этого я ему никогда не прощу!

– Ты сейчас на тигрицу похожа. Успокойся! Даже если мне кто-то что-то свистел. Я же не дурак. Я понимаю, что происходило, представляю, каково тебе. И, думаю, почти понимаю, каково твоим девчонкам.

– Мне иногда стыдно им в глаза смотреть. Все кажется, что я виновата, из-за такого, прости господи, папочки.

Михаил погладил Валину руку. Ее пальцы чуть подергивались, глаза потемнели. Она вовсе не закрыла эту страницу – вернее, закрыла для себя, но не смогла закрыть для своей семьи. И ему это нравилось все больше.

«Наверное, мою Анастасию все-таки надо поблагодарить… если бы она не была такой нетерпимой, может быть, мы бы до сих пор были вместе. И я бы так и не добрался до Камышинска. Не вытаскивал бы людей из-под разрушенных селем домов. И никогда бы не узнал, что есть где-то женщина, без которой невозможно жить…»

– Не вини себя. Ни в чем ты не виновата. И перед девчонками тебе не в чем извиняться. Они у тебя умницы и все понимают совершенно правильно.

– Знаешь, да. Они у меня – чистое золото. Но я поняла это совсем недавно… Когда перестала их через колено ломать…

– Что значит «ломать через колено»?

Валя усмехнулась:

– Да то и значит. Я же ответственна за них. И ответственность свою еще совсем недавно понимала очень просто: принимать за них решения и следить, чтобы они выполняли эти самые решения. Причем я ужасно удивлялась, почему они артачатся, почему не пытаются понять меня. И принять это мое решение, сделать его своим. А потом, уже совсем недавно, вдруг вспомнила, как мне самые разные люди настоятельно советовали за Игоря не выходить, отговаривали, что я слишком хорошая и ему не пара.

– Но это же правда… Оказалось, что так оно и есть.

– Может быть, Миш, так и есть. Но на меня так давили, что я пошла замуж из одного только духа противоречия.

– Что, «назло кондуктору»?

– Может быть, и назло. У меня не было времени сесть и самой подумать, все взвесить. Все время занимала позиционная война с этими самыми советчиками. И потом известно же, что сладок именно запретный плод. Чем больше мне будут запрещать, тем больше и я, и ты, да и любой другой человек будет пытаться понять, почему именно это запрещают.

Михаил молчал. Он в чем-то Валю понимал, в чем-то готов был с ней огласиться. Но…

В том-то и дело, что «но». Реклама, конечно, страшная сила, но если бы на каждом углу не висели плакаты «Курение ведет к смерти», возможно, кто-то бы и предпочел купить ребенку леденцы, а не себе сигареты. Ну или там корм домашнему любимцу.

Безусловно, и вседозволенность штука плохая. Но все-таки некая свобода, особенно в выборе профессии для детей или в их выборе спутника жизни, весьма вероятно, спасла бы немало семей от недопонимания, ссор, скандалов и расставаний.

– И тогда я перестала давить на Катю с ее поступлением, а на Киру с ее пересдачей. И теперь мои дочери – самые верные мои друзья и самые надежные…

– И еще у тебя есть я.

– Есть. Уж не знаю, кого за это благодарить.

– Только себя, родная. Только себя. И знай, на меня давить бесполезно. И требовать, чтобы я чего-то не делал, тоже. Я взрослый человек, принимаю решения сам и несу за них ответственность.

– Но ведь и я такая. Я тоже сама принимаю решения и сама за них отвечаю…

– И вот тут, моя хорошая, ты все-таки ошибаешься. Девочки тем и отличаются от мальчиков, что им иногда надо просто подарить мальчикам возможность принимать решения за двоих. Ничего ужасного, поверь, не произойдет, если ты хоть иногда будешь просто сидеть в саду с книгой. Или у телевизора. И в своем директорском кресле. Не бросаться спасать весь мир, а позволить, чтобы тебе помогли это сделать те, кто умеет это делать. Пусть даже точно так же, как и ты.

Этот разговор мог бы показаться странным любому. Но ни Вале, ни Михаилу он странным не казался. Люди, принимающие решение (а в своей жизни человек постоянно принимает какие-то решения) дальше жить вместе, быть одним целым, зачастую не договариваются ни о чем заранее. А зря.

Девушки вышли из университета, когда уже стемнело. Оказалось, что в мае завалила экзамен не одна только Кира. Собственно, таких «двоечников» собралась чуть ли не половина потока. И в этот июльский день, предпоследний рабочий день после конца учебного года, занудный и педантичный преподаватель назначил пересдачу всем, кто хотел все-таки эту самую мировую экономику пересдать.