Ахмед Рушди - Кишот [litres]

– Ты уверен, что потянешь? В твоем возрасте, да так далеко…

– Я отлично вожу.

– Не уверена. Ты уже давно не водишь.

– Тогда веди ты.

– Ты правда не будешь против?

– Конечно.

– Тогда ладно. Меняемся местами. Значит, автомобильное путешествие.

Время в пути – сорок пять часов, расстояние – три тысячи миль или около того. К обычным дорожным условиям необходимо добавить ряд факторов – дурная погода, брошенные на трассе машины, аварии, забитые разбитыми в хлам грузовиками обочины, обрушившиеся мосты, искореженная арматура, шайки длинноволосых гопников в канавах вдоль шоссе, бродячие собаки, сумасшедшие велосипедисты, неудавшиеся жертвы черных дыр – слепые, безногие, голодные, бездомные и безумные дети, отправляющиеся в ад ангелы, шагающие мертвецы, ползающие мертвецы, мертвые мертвецы. А сверху с изорванных баннеров на этот исход взирает павшая Америка. А еще выше – воющее страшное небо, изорванное ранами гигантского бластера, дыры в ничто, само Ничто, пожирающее звезды, заглатывающее галактики, порциями высасывающее из Земли жизнь, как мозг из черепушки, несущее нам смерть. Дыры.

Салон “круза” был космической капсулой, несущей их сквозь Вселенную, их надеждой на благополучное приземление в земле обетованной, шансом на спасение. К Корпорации Сента. По дороге, которая больше не является дорогой в прежнем смысле. Это просто слово. Реален лишь их разломанный безумный путь. Реально то, что внутри — двое до смерти перепуганных людей, с ужасом взирающих на то, что происходит снаружи, едва способных говорить от страха и измождения. Они останавливаются заправить машину, и Кишот с пистолетом стоят на страже, пока Салма заливает топливо.

– Ну-ну, – мрачно замечает пистолет. – Видать, я еще на что-то гожусь?

Они забирают с заправки мыло, туалетную бумагу и всю оставшуюся воду в бутылках. Когда им нужно отправить естественные потребности, они съезжают с трассы и находят участок проселочной дороги, который в данный момент кажется им безопасным. Они быстро моются и уезжают. Вся наша цивилизация оказалась просто кожей, которую они постепенно сбрасывают с себя. Ничто, кроме опустевшего бензобака или переполненного кишечника не может заставить их сделать остановку. Восемь часов подряд она ведет машину, затем засыпает на четыре часа. Пока она спит, он садится за руль и ведет, а потом сразу ложится на свои четыре часа, когда за руль садится она. Четыре часа они оба бодрствуют, затем она идет спать, а он ведет машину. Всего четыре часа из двадцать четырех могут они общаться, но все это время каждый, не слушая собеседника, говорит все, что приходит ему в голову, либо молчит, а истерия все растет. Такова тайная жизнь всех беглецов. Повстанцы времен апокалипсиса не видят, не слышат и не думают, они просто бегут, спасая свои жизни. Бегут туда, где есть последний шанс на спасение.

Он: Я потерял своего мальчика, своего единственного сына, свое благословение на старости лет. Она: Я хочу домой, я мечтаю о пляже Джуху, ты мог бы быть моим дедушкой вместо того порочного мерзавца. У меня снова была бы семья, только вместо плохого дедушки – хороший. Господи, что я говорю. Ты собирался застрелить меня. Ты беседуешь с пистолетами. Ты сумасшедший. Он: Я умыл руки. Я отказался от него. Он совершил ошибку. Я не захотел за это отвечать. Я стыдился его. Она: Эдвард Мунк и Ван Гог тоже страдали биполярным расстройством, ты не знал? Мне не хватает электричества. Ток заземляет меня. У нас по дороге есть клиника, где проводят электросудорожную терапию? Еще мне нужно пшикнуться спреем. Ты меня не слушаешь. У меня проблемы. Мне нужно лечение током. Нужен этот чертов спрей. Он: Если ты хочешь умереть, можем для этого остановиться. У тебя ремиссия. Позволь, я напомню: тошнота, рвота, аритмия, проблемы с дыханием, потеря ориентации, галлюцинации, слабость, повышенное потоотделение, кожный зуд, затрудненное глотание, головокружение и все, конец. Это то, что ты хочешь? Сможем ли мы доехать до Калифорнии и не потерять свой шанс пройти через портал в землю обетованную, если ты будешь упрямиться? Не сможем. Она: Ты должен отдать мне его. Ты продаешь, я покупаю. Он: Я очень давно люблю тебя. Я не стану причиной твоей смерти. Ты тоже сумасшедшая. Она: Да пошел ты. Он: Следи за дорогой.

Кливленд, Толедо, Чикаго, Сидар-Рапидс, Де-Мойн, Омаха. Она: Омаха, здесь играет в футбол Пейтон Мэннинг. Он: Это пляж во Франции. Гранд-Айленд, Норт-Платт, Шайенн. Он: Я смотрел один фильм про ковбоев по телевизору. Там старый вождь индейцев объясняет, почему его народ ждет неминуемое поражение. Он говорит: “Здесь очень много бледнолицых, но всегда не хватало людей”. На языке шайеннов человек будет “шайенн . Мне так кажется. Она: А на индийском человек будет “индиец” . Индийского языка не существует. Я знаю. И все же. Это мы. На индийском люди – это мы. Он: Мы индийцы на земле индейцев.

Снаружи больше нет. Есть только “круз” и внутри. Ничто воет в небесах, сводя их с ума. Они лопочут что-то и едут дальше. Солт-Лейк-Сити, Баттл-Маунтин, Рино. Она: Слушай, давай разведемся по-быстрому. Он: Не получится. Мы не женаты. Они истерически смеются и едут дальше. Национальный лес Тахо. Они едут дальше.

“ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАЛИФОРНИЮ”

Он спал. Она разбудила его, чтобы показать дорожный указатель. Он проснулся очень быстро и сел очень прямо. Стоило ему увидеть надпись “Калифорния”, пелена одолевавших его всю жизнь иллюзий спала, и он отчетливо увидел, что происходит вокруг; он больше не был ни наивен, ни безумен. Похоже, все так, как сказано: лишь в конце пути странник понимает, что строил свое путешествие сплошь на ошибках; лишь дойдя до конца узкой тропы, ведущей далеко на север, японский поэт осознал, что ему нечему учиться далеко на севере; лишь взойдя на гору Каф узрели тридцать птиц-пили-гримов, что крылатый бог, которого они ожидали увидеть на вершине, это они сами; лишь увидев надпись “Добро пожаловать”, человек осознает, что “пожаловать” куда-то с “добром”, на что он так рассчитывал, попросту невозможно, а вместе с этим осознанием к нему приходят ясность видения, и здравомыслие, и даже, возможно, определенная мудрость.

Овладевшему своими разумом и чувствами Кишоту было что сказать мисс Салме Р.

– Мое странствие к тебе, – сообщил он ей, – было также и странствием к себе, к своей утраченной добродетели, к благочестию. Теперь я это вижу. Дерзнув добиться твоего расположения – дерзнув добиться невозможного! – я хотел, чтобы моя собственная жизнь снова обрела ценность. Только став достойным тебя, я мог снова почувствовать, что достоин быть самим собой.

– Классную речь толкнул, – оценила она.

– То, на что я надеялся, на самом деле лежит вне пределов надежды, – продолжал он. – Я был не в себе и пытался найти птенцов в прошлогоднем гнезде. А в это время вокруг меня вся Америка – да что там Америка, весь род людской, да-да, даже наша Индия! – стремительно утрачивала смысл существования, представление о морали, добродетели, теряла свою душу. Быть может – кто скажет наверняка, но я думаю именно так, – наше нравственное падение стало причиной окончательного падения космоса. Но я пробудился, это хоть что-то. Теперь я ясно вижу, что происходит, – нашему миру пришел конец, и наши истории могут закончиться вместе с ним, а значит, давай сделаем свой конец счастливым, прекратим существование в красивом месте и душевном покое. Но я по-прежнему верю, что мы можем спастись. По крайней мере, попытаться стоит.