Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Всеобщая гибель – это гибель всего: всего и воспоминаний о том, что что-то когда-то существовало. Дело не в том, что все в этом мире вдруг забудет о том, что было когда-то – до того, как стало ничем, – но в том, что некому будет больше об этом помнить, а потому все станет не просто тем, чего не стало, но тем, чего никогда не было, – и не останется никого, кто мог бы рассказать великую историю о том, как все было, либо просто о том, как случилось, что все обернулось ничем, ведь больше нет рассказчиков, нет ни того, кто напишет, ни того, кто прочитает, а потому книга о том, как все обернулось ничем, никогда не увидит свет точно так же, как не мы сможем написать историю собственной смерти – в этом наша трагедия: мы проживаем историю, конца которой не знаем, а когда узнаем его, нас самих уже не будет.

Давайте представим это следующим образом. В самом сердце ярко освещенного туннеля мужчина в годах и женщина, которую он любит, стоят перед распахнутой дверью. Кто знает, что ждет их за ней? Но здесь, по эту сторону двери, есть надежда. В конце концов, возможно, есть жизнь после смерти. Он берет ее за руку. Она крепко сжимает его ладонь. Долгое странствие подходит к концу. Они пришли в Долину Отрешения, где мы все приобретаем власть навсегда раствориться во Вселенной. И с минимальной вероятностью переродиться во что-то новое.

Кишот – мудрый человек, и он точно понимает, что этого не случится. Но пока он по эту сторону двери, у него еще есть последняя возможность хоть на несколько мгновений отринуть всю свою мудрость и просто поверить.

– Что ж, – говорит он Салме, – пойдем.

На рабочем столе и каминной полке Автора в строгом порядке стояли тринадцать дорогих для него предметов, помогавших ему почувствовать себя дома: сомнительный образец “найденного искусства ” из Китая – отполированный камень с рисунком, отдаленно напоминающим лесистый горный пейзаж; слепок человеческой головы в духе гандхарской буддийской скульптуры; раскрытая в умиротворяющем жесте деревянная рука из Камбоджи с символом мира на ладони; пара кристаллов – поменьше и побольше – имеющих правильную форму звезды; викторианский медальон, внутрь которого он поместил фотографии родителей; три других фотографии тропического города времен его детства; изготовленная в эдвардианскую эпоху английская машинка для обрезания сигар в виде дракона с отточенными зубами; коробок индийских спичек формы “Чита ” с изображением крадущегося гепарда; маленькая мраморная фигурка удода, а также настоящий китайский веер. Автор не мог работать, если какого-то из этих предметов не было рядом. Каждый день он прикасался к ним, брал в руки. Еще один, самый ценный, хранился в ящике стола – это был небольшой, не толще двух с половиной сантиметров, серебряный слиток с выгравированной картой единой Индии. Это был его главный талисман, его личный сезам, его волшебная лампа. Автор поглаживал его каждый день, когда дописывал последние страницы своего романа.

Часто вечерами он засыпал прямо в кабинете, уронив голову на стол, напоминая древнего язычника, поклоняющегося неведомому божеству, алтарь которого расположен на экране его компьютера. Так случилось и в тот день, когда он закончил работу, – Автор в изнеможении опустил голову на стол и почти провалился в сон, когда увидел свет, разливавшийся из малюсенькой, почти не видной глазу щели в углу; если бы у него водились карликовые мыши, он бы решил, что это мышь у себя в норке зажгла настольную лампу, чтобы почитать перед сном, эта щель и вправду напоминала дверь, ведущую куда угодно, в другую реальность, на другую Землю. Внезапно в щели начало копошиться что-то живое. Автор сразу понял, что случилось и кого он видит. Такое было невозможно, но он знал, что это происходит. Теперь он понял и откуда в его истории взялся туман. Дело в масштабе. Наш мир оказался гигантским по сравнению с тем. Другой мир – тот, который он создал, – был миниатюрной копией нашей Вселенной, которая могла бы уместиться в стеклянном шаре – новогодняя игрушка без снега, шар уронили, он пошел трещинами, его миниатюрные жители должны погибнуть либо бежать. И вот они здесь, в его рабочем кабинете; увы – наш воздух слишком густ для них, они не видят сквозь него и едва могут дышать. Автор видел все предельно ясно: едва появившись, первый крошечный пришелец пытался ловить ртом воздух, но вскоре упал без чувств; его надежда обернулась разочарованием в этом континууме, населенном гигантскими мастодонтами, способными раздавить его одним пальцем. Микроскопический человечек, порождение фантазии Автора, блестяще справился со своей задачей: совершил невозможное, нашел дорожку между нашими мирами и перебрался из вымышленного мира в реальный, к своему Автору; и вот он здесь – неприкаянный, беспомощный, крохотный, хватающий ртом воздух, не находящий его, задыхающийся и такой потерянный.

Остановитесь! – кричит Автор, он знает, что произойдет в следующее мгновение, и он не властен изменить то, что уже написал: то, что случилось, невозможно предотвратить. Его сердце словно проваливается куда-то, грудь заливает боль. Всеобщая гибель – это гибель всего. Все подошло к концу.

Когда конец случился, его нельзя изменить – нельзя изменить гибель мира, смерть Автора и конец двух драгоценных, пусть и очень маленьких, человеческих жизней.

Они здесь, в дверном проеме, на пороге своей невозможной мечты – мисс Салма Р. и ее Кишот.

Очень многим в своей книге я обязан Мигелю де Сервантесу и его роману “Дон Кихот” в переводе на английский Эдит Гроссман, а также Жюлю Массне и его одноименной опере. Я благодарю Кэтрин Маклин за ее рассказ “Изображения не лгут”, Артура Кларка за “Девять миллиардов имен Бога”, Эжена Ионеско за пьесу “Носорог”, которую я читал в переводе с французского Дерека Прауза, а за имя Женщина-Трамплин – Пола Саймона и его песню “Graceland”. Рассказом о Путешествии через семь Долин я обязан Фарид-ад-дину Аттару и его “Логике птиц”. Я благодарю Франческо Клименте, с чьей помощью мой сверчок свободно заговорил по-итальянски (если местами его итальянский все же не безупречен, это исключительно моя оплошность). Я признателен Эндрю Уили, Жаклин Ко, Эмме Херман, Трейси Бохан и Дженифер Бернштайн из литературного агентства Wylie Agency. Благодарю Сьюзан Камил из Random House New York, Луизу Деннис из Knopf Canada и Беа Хемминг из Jonathan Саре к Лондоне за их бесценные редакторские замечания. Не могу не поблагодарить друзей и членов моей семьи, ставших первыми неравнодушными читателями романа, Рэйчел Элизу Гриффитс за фотографии и многое другое, а также свою бывшую помощницу Дану Цапник, ныне также вставшую на писательскую стезю и сделавшую на ней первые успешные шаги.