Мария Метлицкая - Високосный февраль

Нонна Васильевна была мила, тихо смеялась, шутила, кстати, весьма остроумно, и вообще была вполне расположена к Маше.

Начали издалека – детство, юность, молодость. Приезд из далекой Караганды, начало карьеры, встреча с будущим мужем.

Увидев, что старушка устала, Маша закончила интервью и договорилась о следующей встрече через два дня.

Дома снова копалась в Сети – о сыне Вощак и гениального хирурга говорилось мало, какая-то это была мутная история. Он пошел по стопам отца, но гениальным не стал, карьеры его не повторил. Работал в Склифосовского, оперировал. Но потом уволился, кажется, не дождавшись пенсионного возраста. И все, больше никаких сведений. Ни одной строчки.

Маша копала дальше. И накопала – была история у этого сына: нелепая смерть пациента по его же вине. Дело замяли, но именно тогда он и уволился и с делом врачебным покончил. Жил в Кратове, на даче, построенной гениальным отцом. Всё. Про внука тоже почти ничего – кажется, обалдуй, ничего из него не получилось.

Муж Нонны умер в начале восьмидесятых, совсем нестарым, в пятьдесят четыре года – сгорел на работе, инфаркт.

Она тогда уже не танцевала, но выходила на сцену в образе королевы.

Через два дня Маша снова стояла перед дверью балерины и в руке так же держала коробку – на сей раз с большим тортом. Пусть старушки полакомятся.

И снова суровая Нюра, и Нонна Васильевна в кресле, и слабый, плохо заваренный чай из липковатых чашек. И три часа беседы – больше Нонна Васильевна не выдерживала. Она все так же была сдержанна, обдумывала каждое слово, и это было очень заметно, просто бросалось в глаза.

Таких встреч было четыре. Маша слушала записи и понимала – так себе, ни о чем. Да, трудное детство – а у кого в те времена оно было легким? Да, кошмарный мир театра, зависть и пакости – куда же без них. Сплетни и конкуренция – обязательно. Но это все давно известно, написано об этом сто или тысячу раз, никого это не взбудоражит и не зацепит – секретов тут нет. Информацию о личной жизни и семье Нонна Васильевна тоже выдавала строго порционно и скупо – брак был счастливым, потому что у каждого было свое дело. Вы спрашиваете, в чем секрет успешного брака? Вот именно в успешности супругов! И Маша вполне была с этим согласна. И даже провела параллель с собственной жизнью – и у нее, и у Митьки есть дело. Значит, все у них сложится.

Вощак продолжала рассказывать:

– Мой муж был прекрасным человеком, бесспорно! А каким он был специалистом! Знаете, кого он оперировал?

Маша робко пожала плечом – нет, она, конечно, знала кого, но умышленно сделала вид – а вдруг что-то еще? Какая-нибудь новая инфа?

– Виделись мы, – Нонна вздохнула, – нечасто. – На глазах выступила скупая слеза. – Да, нечасто. У него – кафедра, студенты, отделение. Ну и у меня, как вы понимаете, гастроли, репетиции, премьеры. Мы тосковали друг по другу, но! – Слегка корявый указательный палец взлетел кверху, и хитро прищурились глаза. – Но это наш брак и спасало! Ах, – взгляд старушки затуманился, – какие у нас были встречи! Как первые свидания, ей-богу! – И снова скупая слеза.

«Неискренняя она, – подумала Маша. – Фальшивая. А может, просто очень старая, в этом все дело? Ну хочет бабушка сохранить созданный образ – зачем ей порочить себя откровениями?»

Маша пыталась вытащить хоть какие-то подробности про мужа, но при любом наводящем вопросе подбородок мадам каменел и брови недовольно взлетали:

– Кажется, я вам все рассказала!

И Маше приходилось кивать и соглашаться. Но вечерами, проматывая разговор, она чувствовала, что что-то не так. Мутновата в реке водица. И еще очень чувствовалось, что жизнь мужа была Нонне Васильевне не очень известна и, скорее всего, мало интересна. Хотя, рассуждала Маша, это, наверное, нормально для много и успешно работающей женщины.

Когда Нонна рассказывала о сыне, снова лился сплошной елей: рос хорошим и скромным мальчиком. Пошел по стопам отца.

Гением не был, увы, но прекрасным хирургом – конечно!

– Личная жизнь сына? А я в нее никогда не вмешивалась! – гордо, с достоинством произнесла бывшая прима. – К чему? Часто ли вижусь с сыном? А вы? – Недобрый прищур. – Вы часто видитесь со своими родителями?

Ответить Маша не успела, старуха опять начала говорить:

– У сына давно своя жизнь. Человек он крайне занятой, у него отделение – какие частые встречи, о чем вы? Нет, разумеется, он меня навещает, привозит продукты, лекарства. Все как у всех.

И снова Маша видела, что балерина врет. Кстати, ни одной фотографии, ни мужа, ни сына, она в квартире не заметила. Ничего себе, а? На всех стенах, на выцветших и убогих обоях, одна Нонна Васильевна Вощак, прима и звезда. Всё.

Маша решилась спросить, почему Нонна Васильевна уехала из престижной квартиры на Кутузовском. Та нахмурилась:

– Я ее разменяла. А что тут удивительного? Сын женился, и пришлось подвинуться. С невесткой жить я не хотела – это любому понятно. Жалко ли мне роскошной квартиры? Ах, оставьте! Хоромы нужны в молодости, а в старости хватает малого. Здесь две комнаты – мне и Нюре, к тому же есть чудесный балкон, – она оживилась, – где я с удовольствием гуляю. Зачем мне те огромные метры? Нюру гонять с пылесосом и тряпкой?

«Нет, она хорошая, – уговаривала себя Маша. – Не жадная, все понимает, все знает про жизнь и Нюру, между прочим, жалеет! Что говорит о ней как о добром и сердечном человеке. А что скрывает, так здесь все понятно – кому охота вываливать семейные тайны?»

Но почему ей все-таки не нравилась эта Вощак? Почему не вызывала сочувствия, жалости? Такая яркая жизнь, такая звезда – и такая убогая старость.

Статья получилась, серой, пресной, унылой – словом, никакой.

«Провалила, – с ужасом думала Маша. – Первое задание и – провалила!»

Главный пробежал глазами и скорчил гримасу:

– Ну я не знаю, Мари! – Он обожал перекраивать имена на иностранный лад. – Скучно, красотка! Уныло и скучно!

Маша обиделась, но понимала – главный прав. Кажется, она загубила проект, а это означало, что его наверняка передадут другому.

Она перестала спать, все время перебирала одни и те же мысли: «Неужели дело во мне? Получается, что это я никчемный журналист. Ведь любой материал можно подать так, что люди заинтересуются. Дело не в материале, а в авторе». И после долгих терзаний решила: «Надо снова копать. Без этого в журналистике никак не получится».

Накопала – первая жена хирурга пыталась отравиться, но, по счастью, выжила. Выхаживал ее, кстати, бывший муж, и операцию делал тоже он – реставрировал сожженный кишечник.

Раскопала она и еще кое-что – например, бывшая коллега Вощак с большим удовольствием доложила и про любовника из политбюро, с подробностями, и про «необыкновенную карьеру» Нонны Васильевны, и про главные партии, и про зарубежные гастроли, устроенные тем же любовником. И про купленные там тряпки – а на какие, спрашивается, деньги? Тряпок-то были чемоданы, вагоны! А суточные – копейки! Все мотались по дешевейшим магазинам типа Тати – для бедных и черных, а она покупала на Фобур-Сент-Оноре, на виа Монтенаполеоне! А, каково? А бриллианты?