Марта Кетро - Рассеянная жизнь

Она теперь много времени проводила в маминой квартире, разбирая вещи. От хлопот с наследством мама её избавила давным-давно, переписав на неё всю недвижимость (громко сказано — двушку эту и дачу-развалюху), но Поль здесь давно не жила, и понятия не имела, что и где хранится. Осталось немного, мама выбрасывала всё, чем не пользовалась постоянно, всякие там флай-леди и мари кондо ей бы аплодировали. Раньше Поль радовалась, что маму миновало стариковское мшелоимство, но сейчас осознала, что у неё совсем нет семейного прошлого. Ни девичьих платьев из шестидесятых, ни любовных писем, ни бижутерии, даже фотографий толком нет, одно свадебное фото с купированным женихом. Очень счастливая взрослая мама, лишь чуть моложе, чем нынешняя Поль, прижимается к мужскому силуэту, криво вырезанному маникюрными ножницами. Эта дыра в карточке говорила больше, чем просто отсутствие следов отца в жизни Поль — не забыла, не простила, хотела бы вычеркнуть, да куда там.

Следы, впрочем, нашлись на даче, да такие, что разом изменили судьбу Поль.

Она поехала туда по весне, чтобы расконсервировать дом и поискать — не осталось ли где немного прошлого? И ей повезло, на чердаке в чемодане пряталась коробка с несколькими бумагами: свидетельством о рождении Ильи Исааковича Грейфана, еврея, сына Сары; свидетельства о браке и разводе и ещё одно, о рождении Поль, где она ещё значилась Грейфан. После его ухода мама поменяла дочери фамилию, о чём тоже имелся документ.

Поль уселась на пыльный пол и попыталась осознать, что у неё, оказывается, есть отец. Ещё раз перебрала бумажки — ух, старенький, он её, выходит, уже под полтинник заделал. А туда же: всё равно скозлил и пропал. Правда, зная мамину ревнивую и непреклонную натуру, Поль подозревала, что она его выгнала самолично и по первому подозрению, но ведь не вернулся же, с дочкой больше не общался и алиментов не платил.

И всё же она захотела его найти, хоть издали поглядеть, если получится — оставаться круглой сиротой при живом отце обидно. Мама бы, конечно, не одобрила, но что делать, Поль вот не выбирала ничего не знать о папаше, так что один-один.

Данные нашлись в городском ЗАГСе и были печальны — всё-таки придётся быть сиротой. Грейфан И.И. умер через год после развода. Не по своей воле пропал, значит, но мама не смогла простить его и мёртвого, а, может, именно из-за этого злилась больше всего — теперь не высказать ему, паразиту, не оттолкнуть, когда приползёт обратно.

А когда Поль получала выписку, тётка в окошке ехидно спросила:

— Что, в ИзраИль собрались?

— С какой стати? — удивилась Поль.

— Так вот же, еврей. Вы не смущайтесь, сейчас многие справки берут, дело житейское, рыба, где глубже, человек, где лучше…

Она что-то ещё бормотала, а Поль вдруг подумала: «А и правда».

И с этой минуты её небесный призрачный роман с Тель-Авивом стал обретать пугающую осязаемость. На приём в израильское консульство она записалась, имея в виду «только спросить», а вышла оттуда с визой категории «А».

Самое первое и сильное впечатление — длинная стена, возле которой к десяти утра собирается очередь жаждущих израильского гражданства. Поль представила, каково было стоять здесь в прежние времена, когда желание уехать приравнивалось к измене Родине — стена высокая, людишки маленькие, жмутся к холодным камням, ждут, а мимо проходят честные граждане, смотрят с осуждением. Теперь же это просто переезд.

За капитальным забором их проводили в небольшой барак, временную лёгкую конструкцию, которая выглядела уже сильно потрёпанной, пережившей свои сроки службы в разы. Поль взяла толстую анкету и принялась заполнять её за общим столом, в компании двух десятков настороженных бедолаг, которые негромко советовались с друг другом: «”Вероисповедание” — атеист пишите, крещёных не берут, а если скажете “иудей”, спрашивать будут про ихнее». «Про ихнее» Поль не знала, веры никакой не имела, так что заполнила анкету быстро и честно, отдала её в окошко вместе со всеми своими документами и принялась ждать.

Не надеялась на удачу, говорят, израильские консулы настолько суровы, что требуют множество доказательств, вплоть до писем на идиш от покойной бабушки. И поначалу полная строгая дама не обманула ожиданий:

— Еврейской жизнью живёте? — спросила она тоном, который остро напомнил о первом визите к гинекологу на школьном медосмотре: «Половой жизнью живёшь?»

— Нет, — как и в тот раз истово и честно ответила Поль, и голос у неё, как и тогда, звучал абсолютно лживо. А чего врать, если о своём еврействе она узнала месяц назад.

— А зачем вам туда? — с искренним любопытством спросила дама. — Страна тяжёлая, дорогая, а вы тут, я смотрю, устроены. Там такой работы не найти. Или так, за паспортом?

И Поль неожиданно для себя рассказала ей о Тель-Авиве, о своих планах жить фрилансом и учить язык; о том, что об отце узнала вот только что, а страну полюбила гораздо раньше.

Консул выслушала сбивчивый монолог и пожала плечами: «Что ж, попробуйте».

Поль даже не поняла, что это значит, но через час её вызвали к окошку и выдали загран со свеженькой визой. Не позже, чем в конце ноября, ей следовало отбыть в Израиль на ПМЖ или распроститься с этой идеей навсегда. Визы такие продлевали неохотно, только в исключительных случаях, так что решать следовало прямо сейчас.

Поль не собиралась никого ставить в известность, хотя вечером по скайпу позвонил Нико, и она было подумала рассказать. Но он пребывал в желчном настроении и опять вывалил на неё список упрёков, а потом привычно добавил, что она сама всё испортила, не срослось и «той единственной» для него не стала.

Поль поймала себя на том, что рассматривает его с холодным любопытством: как всё-таки глупо, нашёл болевую точку и лупит в неё раз за разом. А то, что там не только боли, но и самой Поль уже нет, не замечает. Но ведь ещё полгода назад она бы горевала и может даже плакала. Разлюбила, а он и не заметил, бедняга. «Надо будет сделать ему что-нибудь хорошее напоследок, — подумала Поль. — Работу, может, какую подогнать, пригодится».

И в самом деле, очень скоро знакомая редакторша спросила, нет ли под рукой конструктора сайтов на фрилансе. Поль дала контакт и предупредила Нико, что ему позвонят.

При следующей встрече редакторша начала осторожно о нём выспрашивать.

— Что, понравился?

— Нет, но… Он вроде как со мной флиртует, а у тебя с ним…

— Ничего особенного, — с чистой совестью ответила Поль. — Пользуйся, если надо.

— Ох, нет, не мой тип. Но если сделает хорошо, будем с ним работать, он недорогой и выглядит толковым.

После этого Поль сочла, что свою миссию в жизни Нико исполнила, а он окончательно возгордился, рассказывая, как востребован на новом проекте, особенно, среди красивых женщин.