Марта Кетро - Рассеянная жизнь

Более того, в почту почти сразу же упало письмо, поразившее Поль тщательностью, с которой Нико постарался причинить боль. Видимо, он сочинил его заранее, подбирая слова и оттачивая формулировки. Отлично получилось, ему бы книжки писать. У него и правда были некоторые творческие амбиции, вечно попрекал Поль, что она хоть и талантливая, но пишет «мелкое», в фейсбуке лайкает бездарностей и растрачивает дар на потребу охлосу. «Охлосу, ты ж смотри, — хихикала Поль, — сам-то аристократ духа». И вот теперь Нико в полной мере реализовался, написав отличное письмо. Нет, правда.

«Слушай, а ты серьёзно думала, что за эти два года у меня никого не было кроме тебя, так и терпел без секса неделями? Взрослая женщина, опытная, сама ведь всё понимаешь.

Кстати, новая девушка на десять лет моложе меня, а свою разницу сама посчитай. На голову тебя выше (ноги сантиметров на двадцать длиннее) и худее, хотя метёт всё подряд. А ты всё на диете, я говорил сто раз, что и так нормально, но тебе же плевать на моё мнение. Сама решила, сама уехала, а теперь недовольна, что я не остался монахом сидеть.

Ты же не на голое место поехала, правда? К этому своему. Неужели думала, что я тебе верю? Да ни на грош, ты же врёшь постоянно, сколько раз было, что попрощаешься со мной у метро и идёшь вроде домой, а сама в другую сторону повернула. Я специально не уезжал сразу, смотрел вслед, а ты, курица слепая, не замечала. Помнишь, когда уходил в магазин, иногда тебя запирал, вроде в шутку, чтобы не сбежала, но я ж по правде не знаю, что ты хвостом не вильнёшь при удобном случае. Давай, напиши об этом колонку “Как я жила с психом”.

Вот что, запомни раз и навсегда, я никогда не был психом с другими девушками. А с тобой, как в болоте, никогда не знаешь, где провалишься. Ни опоры, ни ориентира, и ты хотела, чтобы я расслабился и доверял, но меня тошнило от этого, понимаешь? Вяз, как в тумане. Ты мне цитату прислала: “Тот, кто живёт с лисой-оборотнем, никогда не понимает, что с ним происходит”. Всё я понимал, не дурак. Ты засираешь, извини меня, всё, к чему прикасаешься, и слова не скажи, сразу обида. А на что? На правду? Я всегда говорю, что думаю. Хорошо нам было? Так и говорил. Не люблю, значит, не люблю, чего врать. А ты и сама врала всё время и от меня этого хотела. Извини, так дело не пойдёт.

Ты с самого начала всё испортила и портила потом до самого конца. Да если б я тебя любил, сдох бы, наверное, со всего этого. А так я жив и в полном порядке, девушки любят. Вряд ли ты страдаешь, я видел, как ты на мужиков косилась, даже когда у нас нормально было. А всё не уходила, я же спрашивал, почему ты со мной, отвечала: “Сам захотел”.

Да, хотел и даже позвал один раз жить, дурак был, ты из-за пустяка отказалась, видишь ли, к маме не поехал.

А мне надо, чтобы ты осталась сама, без гарантий, потому что любишь. Но такие, как ты, не умеют любить, один секс да нервы. Энергию из меня тянула, когда уехала — мне так спокойно стало. Столько сил появилось, я наконец-то понял, сколько ты у меня вампирила.

Ладно, дело прошлое. Не злись и разбань меня, можем же нормально общаться, мало ли кто с кем спит.

Кстати, ты храпишь».

На этом история с Нико для Поль завершилась, и потому она, конечно, никак не могла принять версию Машеньки. Много чести такое помнить и обиду копить.

Поль часто возвращалась домой с цветами: по субботам покупала на рынке Кармель исключительно белые розы, разве что весной соблазнялась алыми анемонами. В округе время от времени постригали деревья, и тогда она приносила жёлтую ветку мимозы или розовую олеандра, подбирала с земли синий колокольчик жакаранды или звёздочку франжипани. Проходя мимо низкого окошка Тиквы, иногда оставляла цветок, вроде как сам упал. А на Пурим в хлебной лавочке ей дали коробочку «ушей Амана», традиционного праздничного печенья, и Поль прикрепила подарок к оконной решётке, прокравшись ночью во двор.

Результат не заставил себя ждать, на следующий день принаряженная Тиква поджидала её на скамейке.

— Дайте мне минуточку, хочу с вами советоваться! — жарко зашептала она. — У меня есть поклонник неожиданно!

— Это неудивительно, — заметила Поль.

— Приносит подарки тайной, не знаю, что и думать! Кто это может быть?

— Вряд ли Дани. Может, тот господин из соседнего дома, у которого на веранде висят куклы?

Наркоман, пусть и бывший, точно не годился для хрупкой беззащитной Тиквы.

— Но он даже не смотрит, когда проходит, как будто меня не бывает!

— Стесняется, наверное. Подарите ему что-нибудь в ответ.

— У Мурочки роди`лась чорненькая Мица, ему, наверное, нужен такой хорошенький котёночэк? Это же радость.

— Боюсь, котёночек будет слишком. Приготовьте ему что-нибудь вкусное для начала.

— О, я знаю мамин штрудель, это недорого! — обрадовалась Тиква и убежала к себе.

Поль не надеялась устроить её счастье, всего лишь хотела, чтобы Тиква снова засветилась. А высокий тощий кукольник, немного не от мира сего, вполне мог ей понравиться. По вечерам Поль видела, как нескладный человек сидит в кресле-качалке и рассеянно общается с очередной марионеткой. Не разыгрывает никаких сцен, просто кукла рядом с ним совершает маленькие неуловимые движения — поправляет волосы, трогает его за колено и показывает куда-то в сторону моря, когда заходящее солнце раскрашивает облака золотым и розовым. После того, как закат угасает, они вместе уходят в дом, иногда кукла спотыкается на пороге и хватает человека за штанину, чтобы не упасть.

Вечером у певицы со второго этажа опять был урок, и Поль в тоске слушала затейливые рулады, перемежающиеся задушенными хрипами ученика. Наконец установилась благословенная тишина и Поль смогла сосредоточиться на очередном абзаце. Издатель ждал новую книжку для девочек — неуверенная очкастая хорошистка влюбилась в первого красавца класса и пытается привлечь его внимание. Сюжеты, которые ей заказывали, оригинальностью не отличались, но Поль старалась внести в шаблонный текст хоть немного жизни. Ей ли не знать, сколько брутальных фантазий бродит в головах бледненьких хорошисток. Ирочка Немировская как раз мечтала ворваться на школьный двор на мотоцикле и небрежно припарковать его у ограды, когда после затянувшейся паузы певица издала совсем уж дикий звук. Подавилась она, что ли? Но последовавший цикл стонов всё объяснил. Хлопнула дверь, это Дани вышел на порог и уважительно замер. Ривка высунулась из окна и прокомментировала происходящее — осуждает, наверное, подумала Поль.

Через час, когда ученик уползал с урока, Поль и сама охотно бы на него взглянула, такой талант на дороге не валяется. Даже хотелось его поблагодарить — как эта женщина поёт, так пусть лучше трахается.