Вионор Меретуков - Млечный путь

— Как ты себе это представляешь? Одно дело проткнуть спицей трусливого фальшивомонетчика, другое — заставить мужественного миллиардера добровольно отдать ключи от сокровищницы. Не могу же я его пытать, я же не гестаповец, в конце концов!

— Что-то подсказывает мне, что тебе это удастся и без пыток. Я верю в промысел божий, — Корытников воздел глаза к потолочному плафону и перекрестился. — Советую и тебе поверить в провидение. Ведь сказано в Святом Писании: «Промысел Божий — это действие Божие, которое ставит человека в наилучшие условия с точки зрения его спасения». И еще: «Суть не в том, чтобы человек живой остался, а чтобы не умер без покаяния. Смерть сама по себе не есть зло».

— Откуда ты все это помнишь?

— Зря я, что ли, окончил адъюнктуру Военно-политической академии имени Ленина? И потом, судя по твоим рассказам, ты хорошо потренировался на котах. Кроме того, ты обладаешь способностью буквально испаряться на глазах изумленного клиента. Для тебя выведать некие тайны у человека, объятого страхом, проще пареной репы. Я верю в тебя!

Я нерешительно пожал плечами.

— Итак, завтра… — неумолимо продолжал Корытников.

— Давай отложим! — взмолился я.

— Повторяю, завтра! Пойми, промедление смерти подобно! Скажу тебе честно, это будет во сто крат поважней всяких маршалов с их дурацкими Сурбаранами.

— Я болен. У меня нет сил…

— Черт с тобой, послезавтра… — сквозь зубы прошипел Корытников. — Знал бы ты, какой шанс мы можем упустить из-за твоей лени!

Удивительное дело! Уже подъезжая к дому, я почувствовал, что головная боль проходит. Я выздоравливал, что называется, на ходу. Да и кого не излечат мечты о волшебном ключике и баснословных сокровищах?

Вот только парочка у бара не выходила у меня из головы. Фокин следит за мной, это ясно. Но какого черта?..

Тамара Владимировна позвонила не ночью, как обычно, а вечером и через час приехала. К моему изумлению, она была трезва. И необыкновенно нежна.

Утром, утомленная любовью, но все еще свежая и пылкая, она обняла меня и проворковала:

— Скоро Новый год, милый.

Все понятно. Вот почему она так ластится.

— На носу Новый год, — повторила она. — Я хочу провести его с тобой.

Я задумался. А почему бы и нет?..

— Авдеева пригласила, — сказала Тамара Владимировна. — Она знает, что у меня романтическая связь с литератором.

— Авдеева? Это еще кто такая?

— Стыдись, Сапега! Светка Авдеева — знаменитая актриса, народная артистка России.

— Сколько ей лет?

— Светке под пятьдесят.

— Светке?.. Она же вдвое старше тебя.

— Она любит, когда я ее так называю. Она говорит, это ее молодит. Она в кино и на сцене до сих пор играет молоденьких простушек. У Светки трехэтажный особнячок в Колпачном. Этот дом, по ее словам, при царе-батюшке принадлежал какому-то графу Игнатьеву. Светка каждый год устраивает там костюмированные балы-маскарады. Все будет очень демократично, приглашены не только артисты, но и костюмеры, гримеры и прочая шушера.

Я рывком поднимаюсь с постели и направляюсь в ванную.

— У Светки муж… третий, если не ошибаюсь, — говорит Тамара Владимировна и смеется. — Он крупный чиновник. Очень крупный.

Уже прикрыв дверь и пустив воду, я слышу, как она кричит:

— Мужа не будет! Он в командировке в Таиланде!

«Хороши командировки у наших госчиновников. В канун Нового года в Таиланд, да еще без жены, — думаю я, вставая под душ. — Таиланд… там, наверно, сейчас тепло. Как Тамара Владимировна сказала — костюмированный бал?..»

Из ванной я вышел с уже созревшим решением.

— С детства мечтал стать военным моряком, — заявил я, застыв посреди комнаты. Мои чресла опоясывало махровое полотенце. — Хочу на балу появиться…

— Вот если бы ты… — перебила Тамара Владимировна, впиваясь в меня глазами, — вот если бы ты появился на маскараде в таком виде, ты бы произвел фурор!

— Фурор? Не сомневаюсь. У вас в костюмерной есть мундир адмирала?

— Там все есть, недавно я видела там какой-то черный китель с серебряными погонами… Очень красивый!

— Эсэсовский, что ли?

— Не знаю, я в этом не разбираюсь.

— Сегодня же разберись и доложи мне!

Тамара Владимировна не сводила с меня сладострастного взора. Потом соскочила с постели и подбежала ко мне. Ноздри ее трепетали. Она никогда не скрывала, что вид обнаженного мужского тела действует на нее возбуждающе.

— Сапега, у тебя прекрасная фигура!

Я поджал живот и расправил плечи. Тамара Владимировна прижалась ко мне.

— Ты высок, красив! Ах, эти волосы с легкой проседью!.. Морская форма пойдет тебе. Определенно пойдет. Только тебе надо отпустить усы. Усы придадут тебе мужественности. Обожаю мужчин с усами!

— Вряд ли они отрастут к Новому году.

— Усы не проблема: в театре этого добра… — Она привстала на цыпочки и поцеловала меня в подбородок. — Кстати, Сапега, почему ты на мне не женишься?

«Только этого недоставало!» — похолодел я. Я очень дорожу свободой, своим, так сказать, персональным суверенитетом личности, то есть правом собственности на самого себя. И если я, старый вдовец, когда-нибудь и женюсь, то уж никак не на женщине, которая хлещет водку стаканами и которая слишком хорошо знает, что такое огонь, вода и медные трубы. Она мне сама признавалась на начальном этапе наших нежных отношений, что, когда она, горделиво покачиваясь на высоких каблучках, шествует по Театральной площади, из всех окон Объединенного Драматического театра высовываются лохматые, лысые и иные головы ее прежних воздыхателей. О своих любовниках она рассказывала без цинизма, с присущим ей юмором. Помню ее слова об одном из них: «У него было четыре яйца и два члена, как у кенгуру. Каждый раз он подолгу раздумывал, с какого начать. Это было невыносимо…»

— Сапега, ты слышишь меня? — голос Тамары Владимировны звучал напряженно. — Повторяю вопрос: почему ты на мне не женишься?

Я постарался обратить все в шутку:

— Слишком многие бы мне завидовали. Впрочем, — я сделал вид, что задумался, — впрочем, если добудешь мундир адмирала, женюсь! Слово морского офицера!

На мне была тяжеленная негнущаяся шинель до пят, а под ней такой же негнущийся китель с золотыми погонами адмирала российского императорского флота. Рукоять кортика больно врезалась в левое нижнее ребро. Высокий воротник сдавливал шею. Я с трудом переставлял ноги в тяжелых ботинках с тройной подошвой. Весило все это военно-морское великолепие, наверно, не меньше пуда. Порой мне казалось, что не форма надета на меня, а я вдет в форму. Обливаясь потом, я посочувствовал всем адмиралам — и почившим, и ныне здравствующим. Приходилось признать, что человек я сугубо штатский.