Вионор Меретуков - Млечный путь

— Вокруг тебя непрестанно кого-то убивают. Люди мрут как мухи. Ты притягиваешь убийства как магнит. Пищик, который, как жаба, выпрыгивает из окна. Кстати, несмотря на его тягу к самоубийству, у меня есть подозрения, что не все так однозначно. По моему запросу уже произвели эксгумацию и повторное вскрытие. Результаты будут известны со дня на день.

Он врал, и врал бездарно. Какая эксгумация, если Пищика кремировали?! Мы поднялись и вышли из парной. Фокин остановился у зеркала. Красный, с горящими пронзительно-синими глазами, он был очень похож на черта.

— Ну и рожа! Неужели это я? Кстати, недавно был убит Бублик. Открутили ему голову. А потом еще и ухо оттяпали.

— Какой еще, к черту, Бублик?! — закричал я.

— Бублик, милейший человек с преступным прошлым!

— Не знаю никакого Бублика.

— Убили Бублика, владельца замка под Можайском. Убийц поймали. Это деревенские мужики. Один — молотобоец, совершенно спившийся тип, другой — бывший взрывотехник. Тоже, естественно, спившийся. Думаю, ими кто-то руководил.

Я искоса посмотрел на Фокина. Может, он ими и руководил. Какая-то во всем его поведении проскальзывала фальшь, неуловимая игра, притворство. Я твердо сказал:

— Не знаю ни Бублика, ни взрывотехника, ни молотобойца, ни их гипотетического руководителя. В Можайске отродясь не был.

— Повторяю, ты притягиваешь убийства как магнит. Вот и Дима Брагин…

— Ничего и никого я не притягиваю. Может, просто их время приспело…

— Время?! — возмутился Лева. — И Диме, и Бублику не было и сорока! Дело в том, что уже после того, как эти два живодера, взрывотехник и молотобоец, покинули место преступления, замок посетил некий странный тип, который был облачен в адмиральский мундир, подозрительно похожий на тот, в котором ты отплясывал камаринского в новогоднюю ночь. И потом эти камушки…

— Камаринского, помнится, отплясывал ты. Это — во-первых. А во-вторых, какие еще камушки?

— Камушки преступник вкладывает себе в рот для изменения голоса. Очень интересная примета. А Библии этот безбожник помещает в сейфы… шутник! И такая вот деталь, он открывает Библии на «Плачах Иеремии». Эстетствующий безбожник, мать его… Спрашивается, зачем он все это делает? Любит позабавиться? Рассчитывает на аплодисменты?

— Лева, зачем ты мне все это рассказываешь? У меня нет ни сейфов, ни камушков, ни Библии. И я не безбожник! Я в бога верую! Смотри! — я истово перекрестился.

— Богохульник! Несостоявшийся убийца несчастного Цинкельштейна был облачен в шубу Деда Мороза, — продолжал мучить меня Фокин. — Ты тоже всегда любил пошутить. Опять же камушек во рту…

— Ты повторяешься. А фамилию Цинкельштейн, кажется, где-то слышал. Камни же в рот отродясь не брал…

— Точно в такой же шубе щеголял один из бывших возлюбленных несравненной Тамары Владимировны, некто Коварский.

— Я бы на твоем месте законопатил Коварского в Сибирь.

— За что?

— За то, что он был возлюбленным Тамары Владимировны.

— Шуба и адмиральский мундир… может, это все из театральной костюмерной, дверь в которую Тамара Владимировна изящно открывает своей точеной ножкой? Очень, очень все это подозрительно!

— Для полноты картины арестуй и ее, — посоветовал я. Лева оборвал меня:

— Уверен, орудует один и тот же человек. У тебя нет страсти к переодеваниям?

— Есть, — сказал я и немедля облачился в халат. Другой протянул Леве. Лева мне нравился все меньше и меньше. Он с поразительной быстротой перескакивал из разряда забавных собеседников в разряд… э-э, даже не знаю, как назвать этот разряд. Разряд перспективных покойников?..

Спустя полчаса мы перешли на кухню. Я занял позицию у плиты, решив продемонстрировать ему свое выдающееся умение жарить вареную колбасу.

— Ах, какая прелесть! — восторгался Лева, закусывая грибами и колбасой. — Как ты здесь обходишься без любви и женской ласки?

— Обхожусь как-то.

— Во время расследования убийства твоего маршала я познакомился с его ординарцем, — как бы между прочим заметил он, — сногсшибательная баба! Не баба — персик! Говорю со знанием дела: тело у нее гладкое, плотное и в то же время нежное, в меру мягкое…

— Ты будто расхваливаешь хорошо прожаренный бифштекс.

Он воззрился на меня с недоумением.

— А что я еще должен был о ней сказать? Что она во время этого самого дела погромыхивает костями? Впрочем, тебе решать…

Мы помолчали.

— Маршала, по-твоему, тоже убил я? И картину украл?..

— Никогда не поверю, что ты прошел мимо Сурбарана.

— Отпечатки сняли?

— Отпечатки, отпечатки… Нету никаких отпечатков! Но установлено, что копию сварганил наш приятель Брагин. Жаль, что он умер. Во-первых, он уже ничего никому не расскажет, во-вторых, что куда хуже, долг мне не вернет.

Выпили еще по стопке. Закусили колбасой.

— Если не возражаешь, — говорил он с набитым ртом, — я персику сейчас позвоню. Кстати, ты на меня не в обиде за… — Фокин замялся. — За то, что я наставил тебе рога?

— Я безмерно счастлив.

— Это тебе мой зеркальный ответ за совращение Ритки. Меня извиняет и то, что Тамара Владимировна для тебя проходной вариант. — Он высаживает еще стопку, подкатывает глаза, крякает и с хрустом закусывает квашеной капустой. — Райское наслаждение! Повторяю: для тебя это проходной вариант, для меня же — событие. Для меня это — почти любовь. Необыкновенная женщина, которой ты, дурак, не способен дать истинную оценку. Да, признаюсь, я виноват, но это было сильней меня! Так что забудь об обиде и полируй рога. Могу презентовать бархотку. Полируй себе на здоровье. Я же полирую! Таким образом, мы квиты. А чтобы окончательно утрясти недоразумения, я готов уступить тебе этого сногсшибательного персика. Безвозмездно! Ты никогда не спал с действующим офицером регулярной Красной армии? Поверь, незабываемые ощущения! Кто ее всему этому научил…

— Маршал, наверно, и научил. Лихой был человек.

Через час возле дачи остановилась машина. Из нее выпорхнула хорошенькая девушка.

Я ее узнал. Маша, бывший ординарец маршала. Девушка прижимала к груди огромного рыжего кота с черной отметиной на макушке.

Ночь почти не оставила воспоминаний. Так, обычная пьянка. Таких ночей в моей беспутной жизни было предостаточно. Отличился Фокин. После полуночи он, в халате и шлепанцах, вышел из дома и отправился бродить по дачному поселку. Он сказал, что хочет найти лошадь, непременно в яблоках, с которой мог бы станцевать польку-бабочку. Вернулся Лева через час, грязный и злой. И, естественно, без лошади. Я и не предполагал, что он способен напиваться до чертиков.

Всю ночь маршальский кот ходил по дому, постукивая когтями по дощатому полу, царапал двери и страшно выл.

Утром Маша, даря мне последний поцелуй, сказала: