Эдвин Табб - Ветви на воде [litres]

– Как я уже говорил, к жалобам мы всегда относимся серьезно. Ну вот, свое пиво ты получил, почему бы тебе не рассказать нам, что случилось? Тогда ты отправишься домой, и я отправлюсь домой, а человек, который до тебя домогался, отправится в тюрьму.

– Он до меня не домогался! – крикнул я. – Сколько можно повторять?

– Не надо его защищать, – сказал детектив. – Даже если он угрожает что-то с тобой сделать, если ты расскажешь.

– Он не угрожал ничего со мной сделать, если я расскажу.

– Так значит, тебе есть что рассказать?

– Нет! Вы переиначиваете мои слова! – В этот момент я впервые по-настоящему почувствовал, что такое ярость.

Детектив решил зайти с другого угла.

– Ты говорил, что твой друг – еще ребенок и поверит чему угодно.

– Да, и что?

– Значит, его было просто убедить в том, что ты прав, а та женщина не права, верно?

Я ожидал услышать этот вопрос.

– Может, и так, но я сказал ему правду.

– Что, если я скажу тебе, что о вас с мистером Питтманом говорили и другие люди?

– Кто?

Он не ответил.

– Что, если я скажу тебе, что они видели, как ты раздеваешься перед Генри Питтманом?

– Раздеваюсь перед ним? О чем вы говорите?

– Они видели, как ты снял с себя всю одежду, когда вы гуляли в Дюнах Пантеры. Вы думали, что вы одни, но тот человек заметил, как ты раздевался перед Питтманом.

– Я… я просто… я купался нагишом в ручье Хэлмера! Вот и все!

– А я слышал совсем другое.

– Значит, этот человек врет! – закричал я. – Я ничего такого не делал! Просто плавал!

– Значит, он тоже врет? Совсем другой человек, не та леди, которую ты считаешь сплетницей? И мы должны поверить именно тебе?

– Кто это сказал? – взревел я. – Кто?

– Я сейчас не вправе разглашать эту информацию. Поверенный мистера Питтмана получит ее от окружного прокурора.

Я откинулся на стуле, вспоминая день, когда было так жарко, что мне захотелось искупаться, но не хотелось весь день ходить в мокрых шортах. Я обругал себя за то, что снял шорты, но потом понял, что это ничего не изменило бы. Тот, кто рассказал обо всем детективу, явно подчеркнул, что имело место быть совсем не купание. Этот человек сказал что-то ужасное, чтобы сделать Хэнку гадость? Я не мог такого себе представить. Кто будет врать, просто наблюдая за тем, как ни в чем не повинного человека сажают в тюрьму? Ничего более мерзкого я представить себе не мог. Разве что какая-то неведомая сила решила испортить нам жизнь. По крайней мере, теперь я понял, почему полиция настаивала на том, что я лгу. Сплетни распространял не один человек, а два. Я наклонился к магнитофону и сказал:

– Я свои показания дал. Меня не волнует, кто что говорит, и между мной и Хэнком ничего не было. Он меня никогда не трогал. Он ничего подобного не предлагал. Он даже не поднимал эту тему, лишь однажды сказал, что не желает мне зла. Он хороший человек. Он много раз помогал мне, и то, как эти люди с ним поступают, отвратительно. Меня не волнует, если мне придется проторчать тут всю ночь, весь завтрашний день и завтрашнюю ночь без еды и питья. Я не изменю в своем рассказе ни слова, потому что говорю правду. Сказать, будто что-то было, это означает соврать, как врут все эти люди.

Говоря, я смотрел прямо в глаза детективу, как будто мой взгляд убедил бы его в правоте моих слов.

Он после этого посмотрел на часы и сказал в микрофон:

– Сейчас четыре часа тридцать шесть минут. Допрос Джека Тернера о действиях Генри Питтмана окончен.

Затем выключил магнитофон и, повернувшись ко мне, добавил:

– Если передумаешь и захочешь рассказать, что случилось, звони в департамент. Я скажу, чтобы тебя соединили непосредственно со мной.

– Я уже рассказал вам, что случилось – ничего! Вы все поняли неправильно. Если он правда делал бы со мной что-то гадкое, почему я не мог бы рассказать?

Детектив поднялся и сказал, что я не первый. Затем сделал краткую паузу и со вздохом добавил: «И не ты последний».

Он вывел меня из комнаты, проводил до стойки регистрации. Там сидел офицер Хикс, и детектив Ходжес велел ему отвезти меня домой. Я ответил, что лучше прогуляюсь, но не сказал, что лучше пусть мне отрежут ноги, чем я куда-то поеду с офицером Хиксом.

Я оглянулся на детектива Ходжеса, не понимая, почему этот вроде бы неплохой человек мне не поверил. По дороге домой я думал, кто видел, как я нырял, и пустил слух. Миссис Полк была лживой ведьмой. Однажды я спросил о ней миссис Доусон, и она сказала мне, что миссис Полк убеждает себя во всем, что придумала, чтобы наполнить свою скучную жизнь захватывающими, по ее мнению, подробностями. Но тот человек, который солгал о том, что видел, был абсолютным злом. Миссис Полк заметила, что я провожу много времени наедине с Хэнком, и позволила воображению разыграться, убедив себя, что Хэнк ко мне пристает. Но тот, другой человек солгал только для того, чтобы навредить мне и Хэнку.

Я понятия не имел, как убедить хоть кого-нибудь, что Хэнк меня не касался, но был полон решимости найти способ, если смогу.

Утром я встал рано и хотел покормить Скелета, но впервые за все время нашего общения он был не голоден. Это меня поразило. Даже набрав уже приличный вес, он вел себя так, будто его кормят в последний раз в жизни. Правда, перестал глотать не пережевывая, но все же ел быстро и много.

Я ощупал его, и он был не ранен. Мне подумалось, может быть, приболел. По-хорошему следовало бы вновь показать его ветеринару, но это стоило денег, а я только что лишился работы. Я думал, как быть, когда меня позвал отец.

– Да? – спросил я, войдя в дом. Мы не обменялись ни словом с тех пор, как меня увел из «Кирби» детектив Ходжес.

– Так что вчера было? – буркнул отец. По тону я понял, что он не в лучшем настроении.

– Я сделал, как ты велел. Сказал им правду.

Он внимательно посмотрел на меня, будто только сейчас осознав, что у этих слов может быть разное значение.

– И в чем заключается правда?

Я набрал в грудь побольше воздуха, думая, что меня могут ожидать новые неприятности. Папа меня почти не наказывал, но пару раз порол, когда был в похожем настроении. Я подумал, что если сейчас совру ему, дальше может быть хуже. Было у моего папы такое качество. Вранье приводило его в ярость.

– Я сказал, что Хэнк меня не касался.

Глаза отца вспыхнули.

– Но так и есть, папа! Если бы что-то было, я не смог бы соврать.

– Какого черта ты болтаешься рядом с ним? Вчера приходила миссис Полк, и я спросил, что она обо всем этом думает. Она говорит, ты постоянно торчишь в этом его автобусе. Что вы там делаете?

– Просто пьем кофе и разговариваем.

– О чем?

– Да так, обо всяком. О жизни, Скелете, моей работе. Он помог мне найти работу, пап.

– Что-то не припомню, чтобы он помог тебе устроиться в «Кирби», – буркнул отец. Я хотел ему напомнить, что устроился туда сам, но побоялся разозлить его еще больше. К тому же я вообще не хотел говорить об этом и вновь вспоминать, как я лишился работы из-за чертовой миссис Полк. Я напомнил себе, что это еще не самое худшее, что случилось по ее вине.