Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Доктор Залкинд намечает целую систему мероприятий, с помощью которых впавшее в хаос половых излишеств советское общество может обновить себя, бросив освободившиеся силы на строительство социализма. Он не сомневается в том, что у большевистского государства найдутся средства, чтобы половую любовь пролетариата надлежащим образом „ввести в рамки” и использовать с выгодой для народной экономики.

Итак, что же должен и чего не должен делать советский гражданин в своей спальне? Вот некоторые тезисы доктора Залкинда:

„Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата”, „Необходимо половое воздержание до брака”. „Половой акт не должен часто повторяться”. „Не надо часто менять половой объект, поменьше полового разнообразия”. „При всяком половом акте надо всегда помнить о возможности зарождения ребенка”. И наконец: „Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства…”

Доктор Залкинд противник „хрупкой женственности”, которая, по его мнению, является „результатом тысячелетнего рабского положения женщины”. Он полагает, что „физиологически женщина современного пролетариата должна приближаться к мужчине. Нужно добиться такой гармонической комбинации физического здоровья и классовых творческих ценностей, которые являлись бы наиболее целесообразными с точки зрения интересов революционной борьбы пролетариата”. Кроме этого врач-сексолог считает, что в стране победившего пролетариата „не должно быть ревности”. Хуже всего, — писал он, — что в ревности ее основным содержанием является элемент грубого собственничества. „Никому не хочу ее (его) уступать”, что уже совершенно недопустимо с пролетарско-классовой точки зрения”.

И вот, наконец, решающий, двенадцатый по счету, тезис партийного сексолога: „Класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих сочленов”. Вспомним: марксист Август Бебель в конце XIX века в книге „Женщина и революция” клятвенно уверял, что пролетарская революция означает для женщины и мужчины полную свободу их отношений. „Удовлетворение половой потребности — такое же личное дело каждого человека, как удовлетворение всякой другой естественной потребности. Никто не должен отдавать в этом отчет другому”. [35] Август Бебель. „Женщина и социализм”. Одесса, 1905, с. 354.

Ан, нет! Доктор Залкинд на пороге сталинской эпохи уловил совсем другую тенденцию власти и выразил эту тенденцию в партийно-медицинских терминах: "индивидуально-половое должно всецело подчиняться регулирующему влиянию класса”.

О том, что личная жизнь в советском обществе и в том числе семья, любовь, воспитание детей должны подчиняться государственным интересам, Сталин впервые публично заявил еще в 1923 году. В журнале „Коммунистка” он, в частности, писал: „Работницы и крестьянки… могут искалечить ребенку душу либо дать нам здоровую духом молодежь… в зависимости от того, сочувствует ли женщина-мать советскому строю или она плетется в хвосте за попом, за кулаком, за буржуазией” [36] Журн. „Коммунистка”, № 11, 1923. И. Сталин „К пятой годовщине первого съезда работниц и крестьянок”. . Десять лет спусти, окончательно захватив вожжи единовластия, Сталин осуществил жестокий контроль над личной жизнью миллионов мужчин и женщин.

Началось все совсем неприметно. Под новый 1932 год, когда советские граждане, в чаянии предстоящего праздника, метались в поисках водки и закуси (время было голодное), в газетах появилось сообщение, которое, надо полагать, мало кого в тот момент заинтересовало: Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров СССР приняли решение ввести в стране паспортную систему. Паспорта, как писалось, будут вручены только горожанам. Мера эта необходима для „улучшения учета населения городов, рабочих поселков и новостроек”. Почему следовало учитывать население городов, а крестьян оставить без учета, газеты не объясняли. И уж совсем в те декабрьские дни 1932 года никому в голову не могло прийти, что паспорта имеют какое-нибудь отношение к сексу, к судьбе влюбленных.

Сталинская акция с паспортами главной своей целью имела прикрепить крестьянина к земле. Миллионы мужиков бежали от коллективизации в города. По примерным подсчетам с 1928 по 1932 год ушло из села 20–25 миллионов. Частично Сталина это устраивало: мужики бежали на стройки и заводы, туда, где шло восстановление промышленности и нужны были рабочие руки. Но вождь не хотел допускать стихийности в уходе крестьян с земли. Новый порядок разрешал жить в городах только тому, кто имеет паспорт. Мужик не мог теперь убежать из колхоза по собственному желанию. Получить паспорт он мог лишь с разрешения начальства, которое по своему усмотрению регулировало население городов.

Очень скоро выяснилось, что паспорт роковым образом влияет не только на жизнь сельских, но и городских жителей СССР. В документе этом значился адрес владельца, по которому он прописан и, таким образом, обязан жить, стояла печать, обозначающая, с кем гражданин (гражданка) состоит в браке, есть ли у него (у нее) дети и когда они родились. Взяв в руки паспорт, милиционер (а он, по советскому закону, в праве у любого гражданина в любой момент потребовать предъявления документа) сразу узнавал всю вашу подноготную. Милиция получила указание следить за тем, чтобы граждане не нарушали паспортного режима, то есть чтобы паспорта были прописаны по строго определенному адресу и владельцы документов пребывали во внерабочее время по месту прописки. Стало невозможно, без специального на то разрешения, жить непрописанным в квартире своих друзей или знакомых и даже родных. Никто не мог остаться на ночь в квартире своей возлюбленной. Советская милиция обрела таким образом функцию полиции нравов. В России, где доносительство — издавна любимое занятие граждан, паспортная система открыла великолепные возможности для сведения личных счетов. „У нее ночует непрописанный” — этих слов в 30-е годы (и позднее в 40-е, 50-е и в 60-е годы) было достаточно, чтобы милиция среди ночи могла ворваться в квартиру и учинить проверку паспортов. Обнаруженного „непрописанного” в таких случаях уводили в милицейский участок, чтобы составить протокол.

Если возлюбленные не состоят в браке, то их прилюдно позорят перед соседями. Если же обнаруживается, что в паспорте одного из них имеется печать о нерасторгнутом браке, то дело приобретает характер более серьезный. Милиция „сигнализирует” потерпевшей стороне — обманутому мужу или жене, а также извещает администрацию того учреждения, где работает задержанный. Такой сигнал по традиции приводит к тому, что у любовников возникает цепь неприятностей на работе.