Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]

Вновь нахлынуло на меня чудесное осознание. Все мое тело пропиталось его тяжестью и благодатью. И вновь, как раньше, мне было трудно его осознать, осмыслить заодно с тем, что происходит с Яиром и ребенком

Я и брюки снял, чтобы у меня уж точно не осталось перед ним никакого преимущества, и в одних трусах бегал перед открытыми окнами, чувствуя, что, кажется, схожу с ума

Я звонила минут пять, но он не ответил. Может, уже забрал ребенка и отвез его в сад? Но я знала, что это не так. Я остро ощущала, что он продолжает призывать меня, глубиной своего безумия он пронзал меня даже на расстоянии

Эта маленькая сволочь меня доконала. Я совсем лишился рассудка, как будто во мне целиком разрушился механизм отцовства – то единственное, что я, как мне казалось, хорошо умею

Дождь разбушевался вовсю. Пальцы света собрались в ладонь и спрятались за облаками, посреди бела дня опустилась ночная тьма, и у меня вдруг душа ушла в пятки от ужаса. Я увидела ребенка, которого вышвырнули на улицу, раздетого и продрогшего. Позвонила в таксопарк в Гиват-Шауле – там мне ответили, что из-за дождя такси приедет не раньше чем через час

Как под дурманом я отправился в его комнату и лег в его кровать, устроившись среди медведей, обезьян и львов

Не думай, – сказала я себе, – следуй за своим чутьем. Я оделась и вышла в дождь. Тут же промокла насквозь. Даже не стала задерживаться, чтобы надеть что-то понаряднее. Не причесалась, ни помады, ничего… Пусть не думает, будто я – пусть не думает

С головой накрывшись его одеялом, я громко закричал, чтобы он попросил прощения и зашел, наконец-то, в дом. Кровь запачкала простыню, и я снова укусил руку

Старая «Мини-Майнор» стояла под навесом, и на мгновение я замешкалась, решив, что этого делать не стоит. Слишком уж много лет я не водила машину, а сейчас не лучшее время начинать, да и прав-то у меня нет, я в этом году даже не оформила новые

Мне вдруг почудилось, что он с кем-то говорит там, на улице. Я перепугался, что старый педофил вернулся и, возможно, даже привел полицию

Я застыла, терзаемая противоречивыми чувствами. И вновь в пучине растерянности и уныния забрезжили во мне эти новые слова: я беременна. Огромное, новое пространство жизни продолжало расстилаться во мне, как будто я каждый раз спрашивала свое тело, и оно отвечало мне «да», тело отвечало «да»

Но он всего лишь разговаривал со сморщенным лимоном – рассказывал ему, что мы считаем, будто он «нарочно все делает медленно», и отвечал себе же самому за лимон. У него еще хватает сил разыгрывать тут спектакли. Лишь бы Мириам позвонила, – подумал я, – и тут зазвонил телефон. Весь на нервах я снял трубку и собрался вылить на нее все, что давно накопилось у меня на душе – против нее и против ее прекраснодушного Амоса. У них-то никогда бы не произошло ничего подобного с ребенком. Они бы сидели и разговаривали, спокойно и вразумительно и состряпали бы вместе какой-нибудь справедливый компромисс

Ты ничего не понимаешь

Но это вообще оказалась Майя, которая приехала в Цфат и не нашла меня на работе. Она была в шоке, когда услышала – ей и в голову не приходило, что он все еще там

Нет, сейчас совсем не время вспоминать навыки вождения – хлещет ливень, я на пределе и семь лет не водила машину (внезапно это показалось мне просто невозможным, на мгновение я вообще забыла, зачем села за руль. Меня охватил страх, что я кого-нибудь задавлю, и жизнь мне после этого будет не мила, и тяжкое бремя обрушится на Амоса). Но начинать сейчас, в моем положении, – у меня вдруг появилось «положение»…

Ну, я и вылил на нее все, что накопилось. Она ведь тоже несет какую-никакую ответственность за то, что здесь творится. Мы ведь вместе приняли утром такое решение – только всегда в конце концов мне приходится его наказывать, а она выходит сухой из воды. Он же мне этого никогда не забудет – с этого самого момента я предстаю перед судом краткой истории его жизни. И какой лютой ненавистью он возненавидит меня за это утро

Под проливным дождем я поспешила к выезду из мошава. Мне теперь нельзя бегать. Я поклялась, что, как только история с Яиром и Идо закончится, я буду себя беречь изо всех сил. Где же Анна, она сказала бы мне по-польски, что я сейчас должна быть осторожна ради двоих. Как же я до сих пор не позвонила Амосу. Но мимо ворот не проезжала ни одна машина, и вокруг не было ни души

И она еще морочит мне голову из Цфата, дублируя все нотации Мириам – про то, что не нужно его ломать, что он еще ребенок и что я сам веду себя по-детски

Стою под дождем, в полном унынии умудряясь еще и смеяться над собой. Только со мной такое могло приключиться – как можно было так помешаться, так всецело посвятить себя другому человеку, чтобы не удосужиться осмыслить явных намеков, посылаемых мне моим телом

Я думал, что тресну от того, как они обе словно сговорились отчитать меня с высоты своих судейских кресел

Я вымокла как тряпка – видимо, выглядела не лучше, – и молилась, чтобы все это волнение не навредило мне, то и дело подбадривая себя мыслью о ребенке там, на улице. Изо всех сил старалась не вспоминать о том, как слепа я была, и о беременности, подкравшейся столь нежданно-негаданно

Все это замечательно, – оборвал я Майю, – но Идо рожден мужчиной, и он отлично понимает правила нашего с ним небольшого поединка, понимает их лучше, чем ты можешь себе представить. Она-то выросла в своем пряничном домике, не получив от своих родителей ни одной вразумительной оплеухи. Но я и не надеялся, что ты поймешь меня. Никто из всех вас не способен этого понять

И, увидев, что ни одна живая душа не собирается помогать мне выбраться из Бейт-Зайта, я вернулась домой и встала под навесом. Если не сделаю этого – чего я вообще стою

Продолжая разговаривать с ней, я подбегаю к окну и вижу, что он снова лежит в кресле: сжавшись в комочек, разговаривает сам с собой и с поразительным спокойствием окунает длинную ветку в лужу, образовавшуюся под креслом. А я-то думал, что он уже впал в летаргический сон от холода или еще чего

Старая «мини» завелась с первой попытки. И в ней даже было полбака бензина. Амос, Амос, нет другого такого! Как же мне, бестолковой, повезло

Не дав Майе договорить, я швырнул трубку и помчался на улицу. По дороге схватил со стиральной машины одеяло и укрыл его, а он даже не взглянул на меня. Я позвал его по имени, он не ответил. Тогда я сел у его кресла прямо в воду, посмотрел на него и произнес про себя: «Попроси прощения»

У меня мелькнула странная мысль, что сейчас мне необходимы они оба. Амос и Яир. И что Яир обязан будет со мной остаться, он уже не сможет от меня отречься

И свою глупость я хочу перелить в тебя сейчас, и восторг, и трусость, и вероломство, и сердечную скупость, но также и пару-тройку хороших качеств, что есть во мне. Пусть они соединятся с твоей добродетелью, и пусть совокупятся наши страхи и провалы, на которые мы обрекли себя однажды и с тех пор продолжаем обрекать вновь и вновь. Поправь меня, если я ошибся, поправь