Василий Ворон - Две столицы России. Сборник эссе и рассказов

Мама запретила бабушке причитать, но та забывала, то и дело начинала вздыхать, креститься и всхлипывать. Потом обрывала себя, подходила к Жене, и прижимала ее голову к своей груди. Гладила, повторяла: «Ну, ничего, ничего, всё образуется» и оставляла ее в покое. Что могло образоваться, Жене было непонятно, но расспрашивать бабушку она не хотела, и все это так и повторялось раз за разом.

…Женя ждала своей очереди в уборную, стоя в большой кухне – кухня служила одновременно и прихожей, сюда вела общая дверь с черной лестницы, в кухне же сходились все двери комнат их коммунальной квартиры. У своего керогаза возилась тетя Капа и делилась с мамой, моющей посуду, новостями:

– …У Исаакия пушки зенитные вчера стреляли. Говорят, немецкие разведчики летали. На стенах малюют надписи «бомбоубежище». У нас одно рядом, через несколько домов, во дворе. Ой, что-то будет…

– Известно, что, – отвечала мама, гремя посудой в мойке, – война идет.

– Ты-то, что ли, оклемалась? – спросила тетя Капа.

– Что мне сделается, – будто бы равнодушно пожала плечами мама. – На работу завтра выхожу, насиделась дома.

– И как там у вас, на почте? Много писем?

– Хватает.

– А твой пишет?

Мама не успела ответить: с улицы раздался вой сирен.

Из уборной, сопровождаемый грохотом спущенной воды, вышел Аарон Моисеевич.

– Что случилось? – спросил он. Мама бросила недомытую посуду и скомандовала:

– Быстро одеваться. Это воздушная тревога.

– А как же… – Женя кивнула на дверь в уборную, но мама перебила:

– В бомбоубежище сходишь. Живо одеваться!

Из двух своих комнат выглянули Чижовы. Мама скомандовала:

– Берите только документы и живо во двор!

Все засуетились – маме доверяли все жильцы коммунальной квартиры, уж она-то повидала всякого во время работ под Лугой.

По лестнице спускались все вместе, по-соседски, стараясь не отрываться и не отставать. Женя несла Ваську на руках. Во дворе пришлось немного постоять, дожидаясь Аарона Моисеевича. Сирены выли волнами, то затихая, то ревя в полную мощь и тут же, перекрывая эту какофонию, стало слышно в небе гул моторов.

– Летят! – ахнула тетя Капа, задирая голову к квадрату неба.

– Аарон Моисеевич! – позвала мама старика и он появился из двери, запыхавшийся и бледный от страха. Все двинулись на улицу, смешиваясь с ручейками жильцов из других квартир. Кто-то причитал, кто-то плакал, звал маму малыш на руках у подростка.

Когда вышли на Герцена, в небе уже реяли черные тени фашистских самолетов. Люди торопливо стекались в арку дома, на котором была намалевана белой краской стрелка и надпись «Бомбоубежище».

В убежище было сумрачно и пахло свежей известкой. Не успели Женя с бабушкой и мамой найти себе место, как глухо раздались удары бомб.

– Где это? – спросил испуганно кто-то и ему тут же ответил из противоположного угла убежища молодой голос:

– У Московского вокзала. Известное дело, сначала по вокзалам бьют, чтоб отрезать пути…

– Тихо ты, специалист! – оборвал его седоволосый дедок. – Опосля поговоришь, коли захочется.

После этого все сидели тихо, с ужасом прислушиваясь к тяжким ударам. Среди них были слышны высокие голоса наших зениток.

Нашли три места, бабушка и мама сели, а Женя пошептала на ухо маме, что хочет в уборную. Мама забрала у нее Ваську, обежала глазами подвал и кивнула в сторону:

– Вон дежурная, подойди к ней.

Женя подошла к женщине в милицейской форме и вполголоса объяснила, что ей нужно. Та показала рукой в отгороженный угол, где стыдно и просто стояло обыкновенное ведро. Женя с сомнением посмотрела на него и обернулась на дежурную. Женщина пожала плечами и добавила:

– Не стесняйся, я покараулю.

Женя посмотрела на низкий потолок, в надежде, что бомбежка скоро закончится, но звуки разрывов так же мерно и жутко грохотали, и она поняла, что переждать не получится.

Кое-как закончив со своим невеликим делом, Женя как можно тише стала пробираться к своим. Ей было ужасно неловко и казалось, что на нее все смотрят. Не глядя по сторонам, она добралась до мамы с бабушкой, села на скамью и взяла у мамы Ваську. Кот волновался и время от времени порывался сбежать, но Женя крепко держала его, поглаживая по спинке и за ушами. И если в обычное время это ему очень нравилось, то сейчас он всё никак не мог успокоится, вздрагивал, вертел головой и коротко мявкал. Женю сморило от усталости и волнения, она задремала и проснулась от непонятных звуков. Это звучали фанфары отбоя. Женя вдруг поняла, что Васьки у нее на руках нет, сердце у нее упало, но она тут же увидела его на руках у мамы. Та покачала головой:

– Так бы и убежал он от тебя, соня.

Женя приняла кота, зарывшись лицом в его шерстку, и за все эти дни после гибели Нины слабо улыбнулась.

Когда выбрались из убежища и вышли на улицу Герцена, сразу увидели в просвете домов дымы от пожаров. В городе выли сирены пожарных машин и ветер доносил тяжкий запах гари. И небо полыхало жутким оскалом огромного зарева: горели Бадаевские склады.

Огонь с неба

Сегодня было как-то особенно зябко и даже первые снежинки кружились в стылом воздухе, а кирпичные обломки разбомбленного два дня назад дома были припорошены, будто торт, на который насыпали сахарной пудры. Женя аккуратно обогнула разбросанные кирпичи, поравнялась со своим домом и вошла в арку, ведущую во двор. Навстречу, выдвинувшись из полумрака, кто-то шел. Женя испуганно шарахнулась в сторону, но тут же узнала Саньку из квартиры выше.

– Не бойся, Женька, свои! – сказал он насмешливо.

– А я не боюсь, – ответила Женя, поправляя платок и чтобы упредить дальнейшие насмешки Саньки, спросила: – А ты куда идешь?

– В школу, куда же еще, – по Саньке это и так было видно: из распахнутого пальто было видно форму, и еще он нес портфель. – Я во вторую смену.

– А, – кивнула Женя, собираясь идти дальше, но Санька добавил еще:

– А вечером дежурить на крышу пойду.

– А тебе не страшно? – спросила Женя: дежурить на крыше ходили все мальчишки.

– Вот еще! – презрительно фыркнул Санька. – Я тертый калач. Сам товарищ Семенов меня отметил.

Жене стало стыдно, что она ни разу не ходила дежурить и она неожиданно для себя самой вдруг спросила:

– Можно с тобой пойти?

– Куда тебе, – рассмеялся Санька. – Забоишься, небось!

– А вот и нет! – разозлилась Женя. – У меня папа на фронте.

Санька перестал смеяться и кивнул:

– Знаю. – Потом подумал немного и сказал: – Ладно, приходи в шесть вечера к конторе управхоза. Придешь?

– Приду, – ответила Женя решительно и тут в арке появилась мама. Она тащила за собой санки, в которых возили Женю, когда она была совсем маленькой, а на санках громоздилось нечто.